Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

– То – то, что мешаешь. Становись в очередь. Это тебе не монархия, чтобы беспорядок делать».

«– Этак нельзя, товарищи! – кричит солдат в расстегнутой мокрой шинели. – Они, красногвардейцы, с собой берут, а нам говорят – тут пей. А рази ее выпьешь всю с одного разу?

– Не слушайте его. Врет.

– Да, может, он не солдат, а дизентир.

– Кто? Я?!

– А то кто же?

– Я, брат, уж третий погреб громлю»[385].


Примечательно, что участие в винных разгромах воспринималось как доказательство истинной революционности. Произошло это потому, что революция уже давно вышла из под кон – троля власти и политических сил и пошла бродить по улицам городов. Толпа, как специфический социально-психологический организм, жила по своим законам, и «единение в улице», т. е. в массовых уличных шествиях, беспорядках и прочем, мыслилось как показатель истинной «народности». Громившие очередной погреб чувствовали свое единение, силу в толпе, и осознание этой силы, сплоченности придавало больше энергии, опьяняло, толкая на новые «подвиги». Сыграло свою роль и дореволюционное значение распития алкоголя в период «сухого закона», которое наполнялось политическим содержанием и мыслилось отдельными вольно– и винолюбцами как проявление оппозиционности царской власти.

В декабре появилась новая частушка:

Тьма мадеры, «бездна» спирту!Все – разграбим погребок!Ой, слобода! Вот где пир-то!Протанцую руки в бок!Пусть нет мяса, пусть нет жира,Все ж мы весело живем,Эх, забористой ханжи-тоМы во век не перепьем![386]

Таким образом, пьяные беспорядки, начавшиеся еще в феврале, на протяжении всех событий 1917 года демонстрировали степень десоциализации горожан. Если весной 1917 года, прозванной «медовым месяцем революции», у властей еще сохранялась надежда на восстановление порядка и возобладание в народных массах сознательности, то с осени стало очевидно, что стихийные процессы в ходе русской революции начинают доминировать. И пьяные погромы в этих процессах занимали далеко не последнее место. Неуверенные попытки власти взять под контроль винные запасы или даже начать их уничтожение ни к чему не приводили. Революционизированные солдаты и рабочие оказались куда более «компетентными» и мобильными в вопросах уничтожения алкоголя. Они никому не могли передоверить столь важное для революции дело, поэтому винные погромы усиливались по мере «углубления» революции. Захват власти большевиками, постоянно заявлявшими о том, что народ должен наконец-то взять власть в свои руки, привел к тому, что солдаты и рабочие действительно почувствовали себя хозяевами положения. И в то время как кучка политиков решала вопрос о власти, толпы солдат и рабочих занимались решением своего не менее важного вопроса – вопроса об алкогольных остатках, – который в сознании обывателей наполнялся революционным содержанием. Последнее обстоятельство предопределяло и то, что дальнейшие процессы тоже проходили с участием «зеленого змия», крепко обвившего древко красного знамени революции.

Глава 6

Веселие руси: революция и самогон

С.А.Павлюченков

Алкогольное пламя революции

Направляя проницательный исследовательский взгляд на особо чувствительные и ранимые сферы общественной жизни, всегда полезно и даже обязательно предварить подобное вторжение благоразумным самоограничением, определив меру дозволенного проникновения в нежные ткани общества и, тем более, всячески избегать бесцеремонности в обращении с почтенными фактами, быть может, только благодаря случаю приоткрывшимися терпеливому взору исследователя. Заслуживает всяческого подражания скромность прославленного автора истории города Глупова, который был немало удивлен и обрадован тем обстоятельством, что глуповские градоначальники оставили по себе только благодарную память в сердцах сограждан, – и это, замечает он, «служит и немалым для летописателя облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? – Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? – Нет и не в этом. В чем же? – А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия, и об оном передать потомству в надлежащее назидание». С тем и приступаем к нашему опыту беспристрастного повествования, цель которого не хвалить, не порицать, но стараться понимать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология