Она игриво пожимает плечами, замечая, что Белов смотрит на ложбинку между грудей, которая получилась глубокой и соблазнительной, так как Вера лежит на боку. Берется за молнию на его кофте, Вик кладет пальцы сверху, останавливает. Смотрит уже серьезно, но не предупреждающе. Ждет.
– Я чуть-чуть. Пожалуйста.
Они не сводят друг с друга глаз. Вера не настаивает, тоже терпеливо ждет, пока Вик уберет руку.
– Я сейчас гладила твою шею, всё в порядке. Триггер не сработал. Я не коснусь шрамов, обещаю, буду осторожна.
Глаза Вика расширяются, потом он нерешительно кивает, хватка руки слабеет. Вера медленно тянет молнию вниз.
– Будет непросто без тебя, но я справлюсь. Жалеть меня не надо, – говорит ему.
Она расстегивает кофту сантиметров на пятнадцать, потом Белов все же перехватывает ее руку, целует тыльную сторону ладони, смотрит в глаза.
– Достаточно, я без майки.
– Был пожар, да? – спрашивает она, вновь мягко касаясь шеи.
Он коротко кивает и прикрывает глаза, откидывается на спину, расслабляется. Вера садится на корточки рядом. Внутри все трепещет от понимания, что этот сильный, умный, интересный мужчина так беззащитен сейчас перед ней. Знает, что коснись она шрамов, может сработать триггер, и Вику станет очень больно.
Она почитала о ПТСР… Ладно, перерыла всю доступную информацию о посттравматическом синдроме и сделала общие выводы. Сценарий, который Вик пережил однажды, запустится в голове, и ему придется пройти через весь этот ужас. Снова. Из-за нее. Вера никогда так с ним не поступит.
Она наклоняется и легонько касается губами его губ, Вик улыбается. Потом – подбородка в нескольких местах по очереди, переходит на горло, покрытое щетиной. Белов бреется от силы пару раз в неделю, хотя следовало бы каждый день. Ленивый. Вера впервые целует его шею так низко, практически приближается к плечам. Сначала легонько, затем увереннее, его руки на ее бедрах, поглаживают. Вик поощряет. Поцелуи опускаются ниже, Вера видит начало выпуклых, грубых шрамов, которые выглядывают из-под кофты, на вид сухих, в одном месте даже шелушащихся. Ей нужно быть очень осторожной, чтобы не запустить ленту ассоциаций.
– Приятно, – говорит он.
– И мне. – Она впивается в его кожу, оставляя после сильного поцелуя яркий след.
– Вау, Вера, – смеется Вик.
– Вау, Белов, – улыбается она тоже.
Глава 23
Отчеты непотопляемого пирата. Запись 12
Я никогда не сомневался в том, что когда-нибудь мать узнает, какая беда приключилась с Артёмом. Вопрос был лишь во времени, как скоро это произойдет. С братом мы молча буравили друг друга глазами на всех семейных сборищах, благо их было не так много. Старались приезжать к родителям в разное время.
Понимаете, у меня такие родители, которым не хватает созваниваться с детьми раз в неделю, им нужно видеть нас постоянно. Мама вечно выдумывает поводы, чтобы я тащился через пол-Москвы с камерой, но отказывать ей нельзя. Она столько пережила со мной, выхаживая своего обгорелого, едва живого сына, что я буду всю жизнь делать для нее все что угодно. И вот, этот роковой день наступил. Ненадолго хватило Кустова, мог бы хоть годик поберечь их.
Мать рыдает, судя по узким глазам-щелочкам и припухшему лицу, уже несколько часов, не переставая. Артём с дядей Колей – зацепил краем глаза – пьют на кухне, курят. Я разуваюсь у входа и по привычке иду сразу мыть руки. Вера выдрессировала за время, что мы вместе: с улицы сразу к мылу первым делом. Она вообще по части гигиены двинутая, а теперь, когда думает, что вирус внутри, – и вовсе моется по три-четыре раза в день, словно это может помочь.
Никто мне не говорил, в чем срочность приезда, просто мама умоляла в трубку: «Вик, пожалуйста, быстрее…» Ну я и сорвался, как был, в спортивном костюме, в котором спал. Натянул первые попавшиеся кроссовки и полетел. Восемь пятнадцать на часах. Кустов, сволочь, не мог ближе к обеду всех «обрадовать»?
Даже поздороваться не выходит. Обнимаю маму, она встает на цыпочки, чтобы дотянуться до щеки, рыдает навзрыд. Чувствую, что хочу снова подраться с этим идиотом, не заслужила мама такого горя.
Хотя кто я такой, чтобы судить его: в восемнадцать лет пропал на несколько недель, потом меня нашли едва живого, обгорелого, не в своем уме после сотни часов пыток огнем, облитого бензином и черт знает чем еще. Мама видела весь процесс реабилитации с самого начала. Ей не позавидуешь. Думаете, она просто так ударилась во всю эту гребаную йогу, буддизм и прочую индийскую хрень? Не вывозила наша церковь ее горя, пришлось искать новую.
Пока обдумываю все это, понимаю, что отпускает. Артём имеет такое же право портить родителям жизнь, как и я. А я здорово оторвался на их нервах, теперь его очередь. Жги, Артём.
– Горе-то какое! – причитает мама. – Вик, ты знаешь?
– Да, давно уже. – Даже спрашивать не нужно, о чем она говорит.
– Сел в кинотеатре на иголку, не посмотрел. А оказалось, она зараженная!
– Чего-о-о?