Весеннее равноденствие

Андрей вспомнил о недавно перечеркнутом ватмане и подумал, что сочинить линию куда сложнее, чем это представляют себе отец и брат. И дело тут не только в сочинительстве. Сочиненное на ватмане нужно еще довести до ума. Посмотреть, каким оно будет в натуре, в металле. А как в деле чертежи проверить? У ОКБ нет и крохотной мастерской, а уважаемые станкостроители опытные образцы маринуют лучше чем иная хозяйка огурцы в стеклянных банках — на два сезона сразу. Довести сделанное конструкторами до экспериментальной проверки потруднее, чем пролезть в игольное ушко, пройти, как в цирке, по канату под самым куполом, добыть воду из камня или установить контакт с инопланетянами. Почти год лежат без движения на станкозаводе отливки для опытного узла горизонтальной сверловки. Рабочие чертежи есть, заготовки обеспечены, комплектующее оборудование завезено, а толку? Славный коллектив станкостроителей выполняет и перевыполняет квартальные и годовые планы, получает и премии, и переходящие знамена, а отливки на участке опытных и экспериментальных работ как лежали штабелем, так и лежат.

— Может, еще доведется мне твою линию мастерить, Андрюша, — мечтательно произнес хозяин дома. — И нашему слесарю-кесарю… По самому высшему классу тебе сработаем. И с электроникой твоей смастерим, и со всеми там управляющими приставками. Наш Максим Максимович насчет всего нового тоже хорошо соображает.

— Это верно, отец, — насмешливо подтвердил Николай, управляясь с отбивной котлетой, поданной с молодой картошкой. — Соображает Максим Максимович хорошо. Но вот в ту ли сторону он у нас соображает?

— Соображение разное бывает. Кто на троих хорошо соображает, а кто по женской части имеет хорошее соображение. Агапов о заводе думает, о людях, о нас с тобой, конкретно сказать. Вот в какую сторону у него идет соображение. Как программу выполнить, а еще лучше — перевыполнить.

— Я насчет выполнения и перевыполнения как раз и говорю.

— А что говорить? Красное знамя присудили? Факт. Премию получим — другой факт.

— Я не против фактов, отец. А как к этим фактам мы пришли. В механическом цехе половина станков тридцатилетнего возраста, ни большой, ни малой механизацией и не пахнет. Вот бы о чем нашему дорогому Максиму Максимовичу побеспокоиться. Уж если начистоту, отец, то скажи, как мы план за полугодие вытянули? Вот при Андрюше скажи.

— Обыкновенно как, — несколько растерянно попытался защититься Готовцев-старший. — Как раньше, так и в этот раз.

— Именно — как раньше, так и теперь. Метод у Максима Максимовича проверенный: я тебе ящик винтиков, а ты мне машину шпунтиков, вот у нас обоих и перевыполнение. Ты давай, отец, правду выкладывай по нашему механическому цеху.

Старший Готовцев вдруг заморгал, будто невидимой пылью ему припорошило глаза, и уткнулся в тарелку.

— Знаешь, Андрюша, как у нас в цехе перевыполнение получилось? Взяли с экспериментального участка две ваших заготовки и пустили на программу. Одну взяли потому, что на механообработке вылезла литейная раковина, а вторую — чтобы вытянуть те лишние шесть процентов сверх ста, которые нужны для Красного знамени…

— Как так взяли? — переспросил Андрей. — Они же наши, ОКБ. У вас на ответственном хранении.

— Ну и на ответственном хранении, — усмехнулся Николай. — В арбитраж ведь вы не пойдете. А пойдете, тоже толку мало. Присудят штраф выплатить. Не из своего же кармана Агапов такие штрафы платит. От арбитража вам самим хуже будет. Не мытьем возьмут конструкторов — так катаньем.

— Это правда, отец?

Старший мастер механического цеха неуютно шевельнулся на стуле, сгорбил плечи и тяжело вздохнул. Ответить на вопрос Андрея ему было не просто. В доме Готовцевых могли расходиться во мнениях и спорить до хрипоты. Но расхождения во мнениях не означали расхождений в принципах. Принципам в семье никто не мог изменить.

— Правда, — ответил Алексей Кузьмич. — На время позаимствовали. Как получим заготовки, так сразу и вернем все на экспериментальный участок. Раковина ведь выскочила, разве мы виноваты…

— Да как же вы без спросу чужое-то могли взять? — тихо спросила Екатерина Ивановна. — Ты-то, отец, как мог допустить? Ты ведь за всю жизнь и порошинки чужого для себя не брал, а тут…

— Ладно, ладно, мать, — попытался было урезонить хозяин дома взбунтовавшихся участников воскресного обеда. — По такой мелочи, ей-богу, завелись…

— Какая же это мелочь? — рассерженно спросила Екатерина Ивановна. — Как у тебя язык поворачивается назвать мелочью честность человеческую?

— Для себя, что ли взяли? Для дела позаимствовали, для плана.

— Для себя, — отрезала хозяйка дома. — И планом ты тут не прикрывайся. Для себя вы чужое добро взяли. Для того, чтобы премию ухватить, чтобы Красное знамя получить. Сообразительный ваш Максим Максимович.

— Ладно, мать… Разберемся, не малые ребята.

— Не ладно. Разберетесь вы там или нет, то одно дело, а вот дома мы должны разобраться. Ты мне тех премиальных не неси. Я такие деньги видеть не желаю.

— Куда же мне их девать?