Весенней гулкой ранью...

"Гуляй-поле":

Он мощным словом

Повел нас всех к истокам новым.

Он нам сказал: "Чтоб кончить муки,

Берите все в рабочьи руки.

Для вас спасенья больше нет -

Как ваша власть и ваш Совет".

. . . . . . . . . . . . . . . .

И мы пошли под визг метели,

Куда глаза его глядели:

Пошли туда, где видел он

Освобожденье всех племен...

Так мысли Ленина стали мыслями миллионов тружеников полей и заводов,

объединили массы в могучем революционном порыве.

В траурные январские дни Есенин всем сердцем почувствовал, сколь

глубока народная скорбь по любимому вождю. Он видел и то, как сплотила она

трудящихся в их непреклонной воле довести дело Ильича до победного конца. Об

этом говорили суровые, мужественные лица рабочих и крестьян, пришедших

проститься с Лениным. Об этом были их слова, рожденные в глубинах души

человеческой.

В том же номере "Правды" за 1 февраля 1924 года Есенин мог прочитать

одно из многочисленных сообщений с мест о собраниях в память В. И. Ленина.

"Все мы, как один, - заявили крестьяне деревни Массаны Черниговской

губернии, - считаем себя ленинцами и будем продолжать работу друга всех

трудящихся".

"Считаем себя ленинцами..." - с такими словами народ проводил в

последний путь своего Ильича. С такими словами рабочие и крестьяне пошли

дальше по пути, намеченному великим вождем. И потому Ленин - это

революционный народ, прокладывающий дороги в будущее.

"Он - вы..."

А. М. Горький сказал в Большом театре 31 мая 1928 года, обращаясь к

собравшимся в зале представителям партийных, советских, профессиональных

организаций, трудящихся столицы:

"Дорогие товарищи, на Красной площади лежит Владимир Ильич Ленин. Здесь

сидит коллективный Ленин. Этот Ленин должен как-то углубиться, он должен

создать много Лениных, таких огромных, таких великих, таких настоящих,

массовых, громадных Лениных. Должен создать, - вот что я вам скажу,

товарищи...

Вы достойны высокой оценки... Это вам говорит не художник и не

литератор, вам говорит простой рабочий русский человек".

И сегодня новая историческая общность людей - советский народ - по

праву несет в своем могучем сердце высокое и благородное имя - Ленин.

Имя, которое запечатлено на многих страницах поэтических книг, в том

числе - есенинских.

9

Возница. Мельник. Мельничиха. Прон Оглоблин. Его брат Лабутя. Анна

Снегина. Старая помещица. Наконец, поэт Сергей, от чьего имени ведется

повествование...

Целая галерея людей, характеров, один на другой не похожих. Иной и

появится-то ненадолго, скажет несколько слов и не вернется больше на

страницы поэмы. Но его уже не забудешь: стоит перед глазами как живой.

Мельник. Этакий кряжистый - еще в силе - старик. Обнимет - "заревет и

медведь". Умеет ладить и с помещицами (десять лет их знает!), и с

крестьянами. Расторопен - не по годам - в делах. От мужика записку гостю

принесет, позаботится о помещицах, оставшихся без земли и усадьбы, не

поленится письмо послать давнишнему другу в Питер... В радости - подвижен,

суетлив; не в пример Прону "не может связать двух слов". Не забыть его

любимых: "Сергуха! За милую душу!.."

Мельничиха. Ворчлива, но с доброй душой. И говорит-то не по-женски

сурово, зло: "Их надо б в тюрьму за тюрьмой", "гнусь". Всеми корнями - в

старом укладе. Опора жизни - царь-батюшка. Прогнали его - все рухнуло:

"Пропала Расея, пропала...

Погибла кормилица Русь..."

Это "сквозь кашель, глухо" - "Расея..."

Лабутя, брат Прона. Болтун, "хвальбишка и дьявольский трус".

...Голосом хриплым и пьяным

Тянул, заходя в кабак:

"Прославленному под Ляояном

Ссудите на четвертак..."

Именно - "тянул". Иначе слово "прославленному" не произнесешь.

И как по-иному заговорит Лабутя, выдавая себя за некоего

ветерана-революционера, будто полжизни проведшего в Нерчинске и Турухане:

"Да, братец!

Мы горе видали,

Но нас не запугивал страх..."

Вот он, как на ладони, - "мужик, что твой пятый туз". Нагрянут

деникинцы, учинят расправу. Прона расстреляют, а Лабутя и тут не сплошает:

отсидится в соломе. И уже не медали зазвенят в его словах - орден, красный

орден. "Такие всегда на примете..."

Старая помещица. В поэме она - "дебелая грустная дама" - произносит

всего несколько слов. За ними - самообладание, трезвость, сухость,

жестокость.

"Рыдай - не рыдай, - не помога...

Теперь он холодный труп..." -

"утешает" она дочь, получившую весть о гибели мужа. И дальше:

"Там кто-то стучит у порога.

Припудрись...

Пойду отопру. ."

Смерть, горе, но все равно: "припудрись"...

"Давненько я вас не видала.

Теперь из ребяческих лет

Я важная дама стала, -

А вы - знаменитый поэт", -

говорит Анна при первой встрече с Сергеем. Она и в самом деле внешне

выглядит светской дамой. Белое платье, шаль, перчатки (летом - перчатки!).

"Красивый и чувственный рот". Движенья изящны: "лебедя выгнув рукой", "тело

ее тугое немного качнулось назад". Думая о "хуторском разоре", опускает свой

взор "печально и странно". В словах - небрежность.

Дочь помещицы, жена офицера...