Весенние грозы

Рядом с Алекианом находился проповедник Когер. Об этом святом муже ходили разные слухи, так что поглядеть на него воочию было так же заманчиво, как и на императора. Многие были разочарованы — если императора отличали, по крайней мере, богатые алые одежды и сверкающие украшения, то Когер внешне совершенно не впечатлял. Этакий провинциальный клирик, каких можно повстречать в любом уголке Империи. Странным промыслом Светлого именно сей муж оказался осенен благодатью… что же, вот оно, очевидное напоминание: каждый может быть призван на такое служение, даже самого распоследнего, случается, осеняет благодать.

После полудня Алекиан поднялся с алой подушечки, на которую ставил колени, и пошел к выходу. Телохранители тут же засуетились, освобождая проход. Когер семенил следом за долговязым императором, уткнувшись взглядом в сложенные на груди ладони. Взгляд Алекиана, напротив, был устремлен ввысь, будто император собирался разобраться в устройстве свода. Свод тонул в темноте. Разноцветные солнечные лучи, пробивающиеся в окна, украшенные мозаикой, вырывали из мрака покрытые пылью массивные балки.

Снаружи к Алекиану подскочил Коклос — его не стали останавливать, прочих охрана держала на почтительном расстоянии — до тех пор, пока его величество не проследует прочь от входа в церковь.

— Ну что, братец, окреп ли ты духом? Набрался ли смелости?

Император поглядел вниз.

— Я спрашиваю, готов ли ты признать собственные просчеты?

Алекиан молча двинулся через площадь к монастырю. На время пребывания в Трингвере он остановился в обители. Здание, расположенное напротив церкви, прочное, обнесенное оградой, прекрасно подходило для временной резиденции его императорского величества.

Коклос засеменил следом.

— Ты назначил маршалом первого попавшегося, и даже не проверяешь, чем он занимается. Первого, кто подвернулся под руку! Он уже раздает от твоего имени обещания должностей и наград, предается излишествам, вот!

— Коклос, помолчи, — поморщился император, — ты мешаешь нам сохранить чистоту души, достигнутую при помощи молитвы.

— Хм, значит, полдня молитвы — и душа очистилась? А знаешь, тело очищается куда быстрей. Во всяком случае, мне обычно хватает пяти минут.

— Не богохульствуй. Мы озабочены собственной душой куда больше, нежели ты — собственным телом.

— Значит, ты целиком посвятил себя собственной душе, коли так. Ибо я именно так, целиком, посвящаю себя собственному телу. Но что ты скажешь насчет маршала?

— Если ты ругаешь Войса, значит, он уже стал настоящим маршалом. Иначе ты бы не стал обращать внимание на его злоупотребления.

— И?

— Стало быть, Войс — настоящий маршал, и все идет, как должно.

В воротах монастыря императора уже поджидал настоятель, и Коклос отстал. Равнодушно глядя, как Алекиан склоняется перед аббатом, а тот — перед императором, карлик потер ладони.

— Отлично, Войс — мой должник. Теперь ему станут доверять. Пойду, обрадую этого бездельника. Заодно узнаю новости, что там с окрестными сеньорчиками. Вероятно, первые сообщения уже поступают.

* * *

Когда Коклос снова явился в лагерь, там уже разожгли костры и готовили обед. Благодаря щедрости монастыря, нынче солдаты получили свежий хлеб, им выдали овощи для похлебки, кое-кому из ванетцев перепали и кости с остатками мяса. Лагерь оживленно гудел. Обед — примечательное событие, есть, о чем поговорить!

Перед маршальским шатром появилась коновязь из светлых, недавно оструганных, досок. У коновязи — усталые лошади, попоны покрыты пылью. Значит, есть какие-то новости, заключил Коклос.

Карлик смело прошествовал мимо охраны и проник в шатер. Маршал Войс выслушивал гонцов. Те поочередно рассказывали, как обстоят дела с окрестными замками. Из четырех дворянских поместий, к которым поутру были высланы отряды, одно оказалось брошено хозяевами.

Рыцарь сбежал. Именно об этом дворянине аббат рассказывал, как о самом злобном разбойнике, так что понятно, почему сеньорчик решил не искушать судьбу. Еще один соглашался изъявить покорность и сдаться императору либо королю Метриену, но никому ниже рангом. Иначе — бесчестье. Двое других не дали ответа и даже не вступили в переговоры. Парламентерам отвечали какие-то слуги, то ли сенешали, то ли еще кто-то из челяди, так что хозяева, возможно, отсутствуют. Командиры отрядов блокировали замки, окружили дозорами и ждут приказов.

Войс отпустил гонцов, приказав не слишком трепаться и не уходить от его шатра. Возможно, они, гонцы, вскоре понадобятся. Затем маршал отправил оруженосца за придворным чародеем. Когда оруженосец ушел, Войс обернулся к Коклосу.

— Армия из Энгры все еще не появилась, так что мое присутствие в лагере не требуется. Я собираюсь лично заняться этими окрестными разбойниками. Желаете отправится со мной, сэр Коклос?

— Это можно. Какое-никакое, а развлечение… Братец занят со святошами, ему не до меня и не до вас, господин маршал, но я улучил минутку и обругал вас с головы до пят, так что братец отныне вам полностью доверяет.