— Разошелся уже! Погоди, к добру ли? — попробовала остепенить его Арина.
— С Кашиным, может, придется больше, чем с Комликом, возиться. Партизан, подпольщик, а посмотри, что вытворяет.
— Тебе всегда надо лезть на рожон. Другие помалкивают себе, не суются, куда не просят. А ты заработаешь, Миша, вот попомни, заработаешь! Всякое еще будет…
— Шо-шо? — шутливо, на украинский манер, спросил Михал.
— Обратно не терпится. Последний год, сдается, только и пожили спокойно…
— Это ты брось! От своего я еще не отказывался, хотя и приходилось иной раз помалкивать. А сейчас всё, не могу!..
Воинственное настроение сохранилось у Михала и наутро. Когда во время перерыва его вызвали к начальнику цеха, он прихватил пришедшего Вараксу и направился туда с намерением объясниться начистоту.
В кабинете кроме Кашина сидели Сосновский и Димин. Увидев Михала с Вараксой, Кашин поднялся, тяжело подошел к двери и щелкнул французским замком. Кто-то постучал, но он словно и не услышал этого.
Некоторое время все молчали. Главный инженер просматривал бумаги в папке, лежавшей на коленях. Кашин барабанил по столу пальцами. Димин что-то решал про себя и, видно, не мог решить. Варакса, усевшийся подле главного инженера, испытующе поглядывал на Кашина, и с его по-старчески розовощекого лица не сходила хитрая усмешка.
— Ну, давай, профсоюзный деятель, жалуйся,— наконец сказал Кашин, когда молчать дальше стало нельзя.— Ты что, не знаешь, что у меня всегда были тяжелые работы?
— Нет, почему же, знаю,— возразил Михал.
— Тогда смилуйся, подскажи, как быть и с чего начать? Как, скажем, не перерасходуя средств, обеспечить средний заработок беременным, которым тяжелее восьми килограммов поднимать запрещается? А главное — кого мне ставить в подвал или на погрузку стержней в сушильные печи?
— С чего начинать? С порядка, известно,— ответил за Михала Варакса.
— Интересно! — покосился на него Кашин, которого раздражала и оскорбляла усмешка старика.— Думаешь, я за этот порядок не болею, что ли?
— По-моему, так… — не дал отвечать за себя Михал.— Давайте перво-наперво сделаем, чтобы каждый, кто работает, чувствовал: о нем заботятся, и сам он расти может. А у нас стерженщицам не соберутся передников своевременно выдать. На мыле экономим! В плавильном пол в ямах. Под ногами грязь или пыль по щиколку. А окна, поди, так и не протирали ни разу. Не диво, что бегут от нас. Инженеры — в филиал научно-исследовательского, в отделы. Рабочие — в другие цеха. Формовщиков за последний месяц, гляди, третья часть разлетелась. А настоящим формовщиком небось не каждый станет…
Михал видел, как хмурится Димин и записывает что-то Сосновский, но остановиться не мог. Его, человека рассудительного, давшего себе слово не обижать своих, захлестывало возмущение, и Михал проклинал себя, что не высказал этого раньше.
— И здесь вся твоя новаторская программа? — заиграл желваками Кашин.— Не дюже богато. Да и та не по адресу, дорогой!
— Нет, серьезно… — вмешался Димин.— Ушел из цеха формовщик, мы в парторганизации будто похоронили кого…
— А почему они уходят? Почему? Да потому, что сама практика пересмотра норм зажимает их! — уже раскатисто выкрикнул Кашин.— Разве квалифицированный рабочий в механических цехах зарабатывает столько сколько у меня?
Горячась, Кашин смотрел то на Михала, то на Димина и ни разу не глянул на главного инженера с Вараксой Это бросилоеь Михалу в глаза, и он, недовольный поворотом дела, стал ждать, что скажет Сосновский, понимая, что начальник цеха не просто так игнорирует его. «Я замахнулся только,— думал он,— а главный доведет, хоть Кашин, сдается, предупреждает, пугает его…» Но одновременно закрадывалось и сомнение: нет, не так все, оказывается, просто. Недаром ведь Кашина ценят за хватку в работе, уважают, как практика. Да тот и вправду делает такое, что другому на его месте вряд ли по плечу. Как бы там ни было, а программа из квартала в квартал выполняется. И все же для Михала становилось бесспорным: в том, что делает Кашин, таится много своенравного и своевольного.
— Доля правды, Никита Никитич, у вас есть,— миролюбиво сказал Сосновский, отрываясь от бумаг.— Интересы завода выше всего. Но ведь существуют какие-то правила, положения. И вообще, простите меня, что вы намерены делать, чтобы добиться нормальной ритмичной работы?
Кашин как бы отпрянул назад и стал шарить по карманам пиджака. Потом вынул портсигар, зажигалку и, прищурив один глаз, закурил.
— Ты, Никита Никитич, не обольщайся — мол, всё в порядке,— разочарованно произнес Димин, с досадой вспоминая своего предшественника.— Люди стоят хлопот. Другие цехи стройку жилищ разворачивают, за культуру производства берутся. А для вас будто двадцатого съезда не было. Обсудите, пожалуйста, это…
— Собрания собраниями, но сначала нам самим полагается договориться, — вмешался Варакса.— У нас прежде так было…