Весенний снег

— Чо орете-то? Младенца разбудите. А привет передам, передам. Идите.

Давно уже кончила школу любопытная Маша Брыкина. Подросло новое поколение, появилась и новая восторженная натура Леночка Демидова. Она и соблазнила класс:

— Давайте все-таки! В воскресенье нагрянем и все.

В воскресенье выпал первый снег. Всю дорогу от Медвежьего до Выселок они играли в снежки. Быть может, потому обычная робость исчезла, и Леночка от имени класса направилась к дому. Она не появлялась минут тридцать. За это время ребята успели нарисовать на снегу подобие ее фигуры и подписали: «Леночка-девочка…» А напротив этих слов каждый вывел свой эпитет:

«Веселая. Хорошая, Легкая. Умная. С фантазией. Восторг». Пожалуй, последнее слово особенно подходило к ней, когда она вернулась от своей учительницы.

— Ой, девчонки! — выдохнула Леночка, сияя голубыми глазами.

— А пас не касается? — спросил Сеня Рытов.

Леночка понизила голос:

— Она знаете что? Она кормила. Видели бы вы ее лицо… Ой, девочки!

Однажды Веру Михайловну навестил директор школы, Иван Кузьмич.

— Как тут будущий ученик?

— Ест плохо, — пожаловалась Вера Михайловна.

— Экономный, значит.

Директор погладил ладонью лысину, сказал на прощанье:

— Вы, Вера Михайловна, живой агитпункт. Вас молодым показывать надо. Да, да, да. Наши старшеклассники от вас в восторге.

Вера Михайловна и раньше относилась к директору с большой теплотой, а теперь ей показалось, что он не посаженый, а настоящий ее отец. И она попросила его:

— Вы приезжайте почаще.

— Чего тебе, Ивашка? — спросила Вера Михайловна.

— Пример не сходится.

— Тогда проходи. Не студи избу.

— Пимы-то отряхни, — крикнула из горницы Марья Денисовна. — В сенцах голичок. Им и отряхни.

Ивашка стряхнул снег с валенок, скинул шапчонку и шубейку у порога, присел к столу.

— Давай твой пример, — сказала Вера Михайловна и ободряюще улыбнулась парнишке.

Всю эту зиму она занималась с выселковскими ребятами Как-то само собой, можно сказать случайно, так получилось. Однажды вышла она погулять с ребенком. Навстречу попался дерибасовский Матвейка, плачет мальчишка.

— Ты чего это? — остановила его Вера Михайловна и наклонилась участливо.

— Мамка по шеям надавала. Двойку по письму — от.

— Ты вот чего… Через часок заходи. Я уложу Сереженьку, и посмотрим, что там у тебя не получается.

Как будто шлагбаум открыла. Пошли к ней выселковские ребятишки кто с чем. У кого письмо. У кого арифметика. У кого с историей нелады. А Минька Зуев ради любопытства заходил.

Вскоре это вошло в привычку. Чуть что — ребята к Вере Михайловне. А если они не шли, она их сама приглашала. Скучала без работы.

— Говорят, у вас частная школа открылась. — пошутил директор в очередной свой приезд.

— Да что вы! — смутилась Вера Михаиловна. — Так, иной раз помогаю ребятам.

— Между прочим, — сообщил директор, — выселковские значительно лучше учиться стали.

Вера Михайловна пошла в учителя по велению души.

Она и раньше любила детишек, а теперь, после рождения сына, все остальные дети как бы приблизились к ней стали еще дороже. Ей очень хотелось, чтобы сын быстрее подрастал и становился на собственные ноги.

Нет он совсем не надоел ей, он приносил радость и был дорог каждой своей клеточкой, каждым звуком, каждым движением. Но, истосковавшаяся ожиданием ребенка, она невольно хотела как бы возместить это тягостное время ожидания, быстрее увидеть сына взрослым. Хотела, чтобы он наконец вознаградил ее ожидания. На этой почве частенько у них с Никитой происходили небольшие размолвки.

— Ну чего он головку не держит? Ведь пора. Чего мало гукает?

— Хочешь, я за него гукну? — спрашивал Никита и гудел на весь дом: Гу-у…

Она зажимала ему рот ладошкой, шептала:

— Разбудишь… Тебе шуточки. А я все думаю — витаминов мало? Может, света недостаточно?

Когда выглядывало солнце, Вера Михайловна спешила открыть занавески, раздвинуть шторы и украдкой дышала на ледок, намерзший на стеклах, чтобы он не мешал проникновению солнечных лучей в комнату, к ее Сереженьке.

— А ты, девка, не цокота, не цокоти, — услышав ее вздохи, успокаивала бабка Анисья. — Он у тебя осенний, вестимо, поздний. Это уж примета така.

Старик Волобуев рассуждал по-своему:

— Стало быть, не торопится. Значит, жить долго загадывает.

Каждое новое открытие в ребенке было для Веры Михайловны торжеством, праздником, радостью на многие дни. Вот Сереженька отличил ее от бабушки. Вот сынок узнал отца. Вот он произнес первое слово: «Бубу».

А когда он поднялся в кроватке на свои слабые, дрожащие ножки, Вера Михайловна расплакалась от счастья. Она показывала всем приходящим это достижение сына и каждый раз восхищалась, когда ее крохотный сынишка вновь и вновь с натугой, с упорством вставал на слабые ножонки. Люди улыбались, глядя на нее, веселую, счастливую. Они с неподдельной искренностью, свойственной простым людям, радовались вместе с нею.

Пришла весна. Началась посевная. Никита снова по суткам отсутствовал дома. А когда приходил, первым делом бросался к кроватке и смотрел на спящего сына до тех пор, пока у самого не слипались глаза.

— Поужинай и спать, — спохватывалась Вера Михайловна.