– И в самом деле. – Хрисохир усмехнулся и, развернув коня, поскакал в горы. За ним едва поспевали верный слуга Диаконица и прочие слуги.
Вот и горы. Спасительные горы. Вон, скорей в то ущелье. А там – горными тропками вверх, и все – свобода. Ищи – не поймаешь.
Вдруг мимо просвистела стрела. Хрисохир оглянулся и не поверил своим глазам.
– Пулад? Зачем ты стреляешь в меня? Что я тебе сделал плохого?
Ромей нехорошо усмехнулся.
– За благодеяния твои воздам тебе сегодня!
Хрисохир поворотил коня, задумав сразиться с предателем, но предатель оказался ловчее и живо всадил копье в бок предводителю братьев. Потеряв от боли сознание, тот свалился с коня. Верный слуга Диаконица, подбежав, положил голову на колени своего обожаемого хозяина и зарыдал. Пулад спешился, подошел ближе. Варяг Лейв опередил его – оттолкнул слугу и, взмахнув мечом, отрубил голову лежащему без чувств Хрисохиру.
Во дворце Петрии базилевс нежился в обществе дочерей. Поднявшись на стену, долго смотрел на море – ласковое, палево-голубое, теплое. Вокруг густо росли оливы и кипарисы, а специально посаженные в прошлом году розовые кусты источали такой аромат, что казалось – так пахнет в раю. Император потянулся к розе, сорвал, больно уколов палец, нахмурился, вспомнив о главной занозе – еретике Хрисохире.
Колдунья ведь обещала… Придется, видимо, ее умертвить, чтоб неповадно было обманывать. Жаль, конечно, но…
– Вестник к тебе, божественный! – повалился на колени вбежавший слуга.
– Вестник? Откуда?
– От Христофора, доместика схол.
– От Христофора? Зови!
Благоговея от встречи, вошел Пулад, поклонился, поставив у ног мешок.
– Что у тебя в мешке, вестник? – холодея от предчувствий, спросил император.
Пулад молча развязал мешок, и базилевс, отпрянув, захохотал.
– Блюдо сюда! – крикнул он грозно. – Золотое блюдо!
Слуги поспешно внесли блюдо, которое и увенчала отрубленная голова еретика Хрисохира, самого страшного врага империи ромеев.
– Лук мне и стрелы! – снова потребовал базилевс. Прицелился и тремя стрелами поразил ненавистную голову.
Пулад и слуги громко выразили свое восхищение.
Император не смотрел на них; снова поднялся на стену.
– А ты неплохо стреляешь, Василий!
– Кто здесь?! – император вздрогнул.
– Я. – Голос был насмешлив и звучал будто изнутри. А вокруг не было ни единой души. Базилевс облизал вдруг пересохшие губы.
– Кто ты?
– Не бойся. Я твоя тень…
Глава 3
Ромейский купец
Кто же тут судить будет? Критически мыслящие и нравственно развитые личности?
Черные тучи собрались к вечеру над городом, зависли над Подолом и пристанью, над Копыревым концом, над мощными стенами детинца, сложенными на крутом валу из крепких бревен. Темно стало кругом, купцы и покупатели, поглядывая на тучи, поспешно разбегались с торга, а те, кому некуда было бежать, – всякая мелкая теребень, – прятались под возы, выглядывали, опасливо смотрели на небо – ну, когда ж хлынет? Сверкнула молния, ударила в старый дуб на Щековице, дерево вмиг вспыхнуло, заполыхало, к ужасу завсегдатаев корчмы Мечислава-людина.
Раскаты грома пронеслись от Щековицы через Подол к детинцу, снова полыхнула молния, на этот раз над Подолом, казалось, поразила там самое высокое здание – храм распятого бога. Хельги пригляделся – ан нет, пронесло. Как стояла церковь, так и стоит, изящная, легкая, с крытым золотыми пластинками сводом. Не раз и не два уже склоняли киевского князя принять христианскую веру. И ромеи, и свои – были уже христиане и среди богатых, торгующих с дальними странами купцов – гостей заморских, и среди знатных бояр – старцев градских, и даже в лесах, средь некоторых племенных старейшин – нарочитой чади. Наверное, стоит все же креститься…
Хельги, а по-иному – киевский князь Олег Вещий, стоял на высоком крыльце, опираясь на резные перила, смотрел на покрытое грозовыми тучами небо, гадал – хлынет ли дождь. Пока было сухо, а оттого и страшно, сухая гроза, она завсегда страшнее – вспыхнет что-нибудь, не потушишь. Может быть, тучи наслали боги? Проведали громовержец Перун и метатель молний Тор княжьи мысли о смене веры, рассердились, вот-вот весь Киев спалят, ишь уже как пылает Щековица. Видит ли то молодой тиун Ярил Зевота? Если видит, сейчас пошлет гридей – тушить. Да видит, конечно, на то он и тиун. Страшна сухая гроза, не так сама по себе, как пожарами, хорошо пока на Щековице только горело, не перекинется огонь через Глубочицу-речку, не пожрет Подол злое желтое пламя. Страшен пожар, лют, хуже, чем хазары да печенеги, от тех после набега хоть что-то остается, пожар же не пощадит ничего…