Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах

Они заметили сторожевой дромон сразу же, как только вынырнули из пролива. Узкое хищное тело военного судна быстро приближалось, уже были хорошо видны изящный, выскакивавший из волн таран и стройные ряды весел. Хельги велел спустить парус. Матросы – воины младшей дружины, – надо сказать, сделали это весьма умело, не зря неустанно тренировались под руководством строгого десятника Творимира.

Миг – и вот уже в борт скафы требовательно ткнулась разъездная шлюпка дромона. Сам боевой корабль покачивался на волнах совсем рядом. Узкий, вытянутый в длину корпус и хищные носовые обводы придавали судну чрезвычайно авторитетный и угрожающий вид, усугубленный установленными на носовой площадке стрелометом, баллистой и какой-то длинной трубой. Стоявшие у бортов дромона воины время от времени кидали на трубу благоговейно-горделивые взгляды.

«Метатель греческого огня», – догадался Твор, вспомнив рассказы Вятши.

На палубу скафы между тем поднялась целая делегация из пяти человек – важный багроволицый толстяк в богатом, надетом поверх туники таларе и мантии из плотной, расшитой золотыми картинками ткани, двое кудрявых мужчин помоложе и пара воинов в блестящих на солнце панцирях с короткими мечами.

Все трое – «хозяин» скафы Никифор и его «компаньоны» – низко поклонились.

– Таможенный чиновник Мелезий, – надменно представился толстяк. – Откуда, куда и зачем следуете?

Еще раз поклонившись, Никифор принялся запутанно объяснять, как почти у самой Гераклеи на них напали пираты – едва удалось унести ноги. Как потом в тумане чуть было не напоролись на многочисленные моноксилы русов, как…

– Довольно. – Махнув рукой, чиновник прервал излияния Никифора. – Я лично осмотрю корабль. Вели своим матросам открыть трюмы.

Досмотр занял немного времени. Таможенник и приказчики сноровисто описали товар – зерно в пузатых глиняных амфорах – и, назвав требующуюся к уплате сумму, оказавшуюся не такой уж и большой, вновь вышли на палубу.

– Вообще-то надо бы отогнать корабль на карантин, куда-нибудь в Никею, – вытерев со лба выступивший от жары пот, лениво заявил вдруг чиновник. – Ничего не поделаешь, такие уж правила.

Хельги незаметно ткнул Никифора кулаком в бок. Тот улыбнулся и, вытащив из-за спины пару собольих шкурок, протянул их таможеннику.

– Возьми, уважаемый господин, в знак самого искреннего признания заслуг таможни.

Ничуть не чинясь, чиновник взял шкурки, тщательно осмотрел каждую, подул на мех от хвоста к голове и, видимо оставшись вполне удовлетворенным, передал их одному из кудрявых приказчиков, строго предупредив:

– Смотри не замочи!

– Как можно, мой господин!

Вся компания, не прощаясь, полезла обратно в шлюпку, оставив «хозяина» и «компаньонов» в некотором недоумении.

– Эй, уважаемый, – наконец не выдержал Никифор.

Поудобней устроившись в лодке, таможенник оглянулся:

– А, совсем про вас позабыл… Следуйте за дромоном в гавань Феодосия.

Вспенив воду взмахом левых весел – красиво, ничего не скажешь! – дромон развернулся на месте и направился к берегу, словно бы снисходительно дожидаясь медлительную скафу.

Гавань Феодосия, довольно-таки уютная и под завязку заполненная судами, находилась за небольшим полуостровом, примыкавшим непосредственно к городским стенам. На полуострове располагались какие-то приземистые здания, сложённые из мягкого серого камня, видимо, торговые склады. От городских ворот к складам вела мощеная дорога, по которой в обе стороны двигались запряженные волами повозки с тюками. Тут же, у причалов, ошивались и мелкие торговцы: водоносы, лепешечники, рыбники и продавцы совсем уж дешевых «девочек», самая молодая из которых, судя по изможденному виду, разменяла не иначе как пятый десяток. Хельги машинально попятился, когда подобная гетера вдруг протянула к нему дрожащие узловатые руки.

– Давай погадаю, красавчик.

– Да я и сам гадальщик хоть куда, – усмехнулся князь – «торговый компаньон Хаки Сурожец».

Едва «Гонец Гнева» пришвартовался у причала, вся троица – Хельги, Никифор и Конхобар Ирландец, – оставив судно под присмотром десятника Творимира, поспешно направилась в город – нужно было успеть как можно скорее, желательно до наступления ночи, отыскать постоялый двор Филофея Мамоны. Жаль, не догадались спросить о том у таможенника. Исправляя эту ошибку, все трое теперь старательно наводили справки у каждого встречного-поперечного. И пока безуспешно, что, вообще-то, было вполне объяснимо – порт все-таки, полно чужестранцев.

– Постоялый двор Филофея Мамоны? – блеющим козлиным голоском переспросил нищий – неприятного вида старик, беззубый, тощий и грязный, с волосами, сбившимися в плотный колтун. – А за-че-е-ем вам туда-а-а? Вы, ве-е-ерно, приезжие?

– Да, сугдейцы.

– О, Сугдея, Сугдея. – Старик мечтательно закатил глаза. – Там, наве-е-ерное, много хорошеньких славянских девок? Таких бе-е-е-леньких, пухлозадых…

Старик подобрался, в ужасе взглянув на ворота, откуда вдруг показался небольшой хорошо вооруженный отряд воинов, направившийся в гавань быстрым, решительным шагом.

– Ой, нехорошо, – убегая, проблеял нищий. – Видно, опять облава.