Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах

Хельги ответил стихами Григория Назианзина:

Кто я? Отколе пришел? Куда направляюсь?
Не знаю.
И не найти никого, кто бы наставил меня.

– Так-таки не найти? – засмеялась женщина и в свою очередь продекламировала:

Друзья врагами стали; плоть недуг язвит;
Каменьями толпа меня приветствует;
Отъята паства, чада же духовные
Одни со мной разлучены, другие же
Спешат предать…

– Тот же Назианзин. Сказано про мужчину, священника – но как будто бы про меня – друзья врагами стали, чада спешат предать… вернее, чадо… – Женщина вздохнула и тут же, хлопнув в ладоши, улыбнулась.

– Каллимаха, принеси нам вина! Будем веселиться, не так ли, Хаки?

Хельги улыбнулся, прикидывая, как, если что, выбраться из этой золоченой клетки. Кажется, вон там, за шторой, окно, а позади – дверь.

Служанка – на этот раз не та чернавка, что привела сюда князя, а другая, молоденькая, красивая, улыбчивая, с пышными волосами и гибким телом, – поставила на небольшой столик серебряный поднос с кувшином и кубками. Осторожно налила вина.

– Лей больше, Каллимаха! Ну, Хаки, выпьем за…

– За поэзию, моя госпожа, – учтиво продолжил князь.

– Хорошо сказано. – Красавица одобрительно кивнула. – За это стоит выпить.

Вино оказалось терпким и крепким, видно, пили его здесь неразбавленным, по древнему обычаю Восточной империи ромеев.

– Кто еще из поэтов не оставляет равнодушным твой ум?

– Ну… – Хельги замялся, сказать по правде, не очень-то многих он и знал, только тех, кого любил Никифор. Вспомнил вот Назианзина, а больше что-то никто не вспоминался, разве что Касия…

Зло легче доброго
Подобно доброе подъему вверх…

Красавица подвинулась ближе, заглянула в глаза, продолжила, облизав губы:

Дурное же подобно спуску вниз,
А всякий знает, насколько легче
Спускаться, чем подниматься.

– Помню Касию… Я тогда была совсем ребенком… Ой, кажется, сказала глупость! Ведь возраст женщины – тайна.

– Позволено ли мне будет узнать твое имя?

– Имя? А что тебе в нем? Имя лишь буквы…

– Лишь ветер, уносящий облака, лишь лунный свет и вчерашний день, – с улыбкой дополнил Хельги. – И все-таки?

– Зови меня Евдокией. – Женщина снова вздохнула. – Меня ведь и в самом деле так зовут. Боже, как приятно общаться с тобой. Сколько уже времени я не говорила ни с кем о поэзии! Муж – деревенщина, провинциал, хоть и не глуп, да неграмотен, бывший любовник был получше, но все же и он не многого стоил. Дети… разлетелись, забыв о матери. Младший сын… неизвестно от кого… совсем отбился от рук. Даже не знаю, любит ли он меня? Наверное, нет. Ты знаешь, я вынуждена была объявить его дальним родственником. Родного сына…

– Всегда подозревал, что жизнь в богатых чертогах вовсе не избавляет от несчастий, – тихо произнес князь. – Скорее, наоборот.

– Ты правильно сказал, – заметила Евдокия. – Скорее, наоборот. Впрочем, не стоит грустить… Муж мой сегодня проведет ночь в объятиях одной из своих любовниц. Чем же я его хуже? – Женщина обворожительно улыбнулась. – Так давай же веселиться, Хаки. Знай, я не ошиблась в тебе.

Они выпили еще раз. Евдокия взяла в руки лиру и принялась перебирать струны. Потом лукаво скосила глаза на гостя и приказала:

– Танцуй для нас, Каллимаха!

Впорхнув в покои, юная служанка скинула столу, оставшись лишь в одной узенькой полупрозрачной тунике, и в такт музыке принялась кружить вокруг ложа, что-то вполголоса напевая. Евдокия положила лиру на пол. Чувствуя на себе ее горячий жаждущий взгляд, Хельги отпил вино. Повернувшись, обнял женщину, крепко поцеловав в губы.

– Сними с меня тунику, – томно дыша, тихо попросила она. – А ты поиграй для нас, Каллимаха.

У нее оказалось потрясающей красоты тело – с осиной талией и большой грудью, а искусством любви она владела в совершенстве. Хельги даже не понял, каким образом оказался на ложе, лишь чувствовал жар ждущей любви женщины… Он навалился на нее, не говоря ни слова. Евдокия подалась вперед, смежив очи, и лишь стонала, закусив губы, а потом, расслабившись, позвала служанку:

– Иди к нам, Каллимаха.

Девушка словно того и дожидалась – быстро скинув тунику, упала на ложе, прижимаясь к Хельги юным горячим телом…

– Мы будем любить ее вместе, Хаки, – прошептала Евдокия, гладя девичье лоно…

Вновь расслабившись, Хельги потянулся к вину… эх, далековато стоял бокал, не дотянуться. Попросить, что ли, Каллимаху?

– Пей. – Поданный кем-то бокал словно сам собой оказался в руке.

Князь поднял глаза: пред ним, усмехаясь, стоял тот самый женоподобный юноша с напомаженными губами и выбеленными тщательно завитыми локонами, что несколько дней назад указывал дорогу к притону с синим сердцем над дверью.

Глава 10 Афера