Вещное право

Поскольку фактическое владение, по меткому выражению Г. Дернбурга, «время возводит в право» (с помощью приобретательной давности), т. е. придает ему юридическое значение, еще в германской пандектистике XIX в. возникла дискуссия о том, каково юридическое значение фактического владения: является оно фактом или правом?[100]Ф.К. фон Савиньи, Г. Дернбург, Б. Виндшайд и их последователи, взгляды которых были и остаются господствовавшими, рассматривали владение как сугубо фактическую власть лица над вещью, фактическое отношение, однако подлежащее правовой защите от самоуправных посягательств. Р. фон Иеринг и его сторонники придавали владению юридическое значение, считая, что его защита в большинстве случаев есть защита права собственности, а владение представляет собой не просто фактическое отношение, а юридический факт, либо даже некое защищаемое законом право или его подобие. С их точки зрения владение и право собственности находятся в тесной взаимосвязи, поскольку владение и владельческая защита в значительной мере существуют для собственности, которая «стоит за владением». Поэтому Р. фон Иеринг характеризовал владение как «фактическую сторону собственности» (Tatsachlichkeit des Eigentums), защитой которой собственник может заранее защитить свое право «уже против первых попыток нападения».

Эти подходы отразились в гражданском законодательстве, которое хотя и обособляет владение в качестве самостоятельного гражданско-правового института, но одновременно признает его лишь «фактической властью над вещью» (абз. 1 § 854 BGB; п. 1 ст. 919 ГК Швейцарии; ст. 1140, 1141 ГК Италии). В современной германской литературе господствующим является взгляд на владение как на чисто фактическое господство лица над вещью. Как таковое оно не представляет собой ни особого субъективного (вещного) права, ни правоотношения (что вполне соответствует правилу абз. 1 § 854 BGB), хотя и обеспечивает своему субъекту – фактическому владельцу – некоторое правовое положение, будучи предпосылкой приобретения различных вещных прав, прежде всего права собственности.

В дореволюционной отечественной доктрине владение «как регулируемый правом факт» либо вообще не признавалось особым вещным правом[101], либо рассматривалось как «незначительное» по силе субъективное право «с довольно скудным содержанием»: возможность владения, уступающая в случае спора обладателю любого юридического титула на вещь[102]. Имела место и позиция, признававшая юридический характер владения, противопоставлявшегося «держанию» как не имеющему владельческой защиты[103].

В советское время эта проблема отпала, поскольку вещи, находившиеся в фактическом (беститульном) владении, приравнивались к бесхозяйным и в этом качестве должны были поступать в государственную собственность. Осторожные попытки восстановления владельческой защиты в постсоветский период были предприняты сначала в Основах гражданского законодательства 1991 г. (абз. 2 п. 3 ст. 50), а затем в п. 2 ст. 234 ГК РФ. Они были связаны с необходимостью восстановления института приобретательной давности (впервые закрепленным в п. 3 ст. 7 Закона «О собственности в РСФСР») и ограничивались добросовестным владением (до сих пор являющимся обязательным условием применения приобретательной давности). Тем не менее это обстоятельство позволяет говорить о принципиальном признании в современном российском гражданском праве защиты самого факта владения вещью, хотя и далеко не во всех случаях. Вместе с тем нет никаких оснований для отнесения фактического владения к ограниченным вещным правам[104].

Таким образом, в российском гражданском праве владение представляет собой либо фактическое отношение, либо элемент (правомочие) других (обязательственных или вещных) прав, но не особое, самостоятельное вещное право, что само по себе не препятствует его гражданско-правовой защите (посессорной – в первом случае и петиторной – во втором). Вместе с тем отсутствие в действующем ГК (в отличие от подавляющего большинства других европейских кодификаций гражданского права) специальных норм о владении и владельческой защите следует признать его серьезным недостатком. Хотя владение и является фактом, а не правом, оно имеет известное юридическое значение и должно иметь гражданско-правовую, причем «посессорную», защиту (не зависящую от добросовестности владельца) для того, чтобы выполнять свое основное назначение – осуществлять борьбу с насильственными, самоуправными действиями и создавать эффективные препятствия для захвата чужого имущества[105]. При этом закон должен предусматривать защиту как законного, так и незаконного (в том числе недобросовестного) владения.