Вещное право

Обозначение правомочий собственника как «триады» возможностей свойственно лишь российскому правопорядку. Было бы ошибкой искать истоки «триады» в римском праве: идея о ius utendi, ius fruendi и ius abutendi как о правомочиях собственника принадлежит средневековым глоссаторам, а вовсе не римским юристам, никогда не пытавшимся характеризовать dominium (право собственности) с помощью исчерпывающего набора правомочий[215]. В российское право она «попала» в начале XIX в. благодаря В.Г. Кукольнику и М.М. Сперанскому[216]. Впервые «триада» была законодательно закреплена в 1832 г. в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи, согласно которой право собственности определялось как «власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно».

Эта же «триада» правомочий собственника была предусмотрена и в ст. 756–758 дореволюционного проекта Гражданского уложения, откуда затем по традиции перешла и в Гражданские кодексы РСФСР 1922 и 1964 гг., ив Основы гражданского законодательства 1961 и 1991 гг., и в Гражданский кодекс РФ 1994 г. Кроме того, ее можно также встретить в некоторых правовых системах, близких к российской, прежде всего в странах СНГ (см., например, п. 1 ст. 220 Модельного Гражданского кодекса СНГ[217]), а также в законодательстве некоторых балканских стран [218].

Зарубежное (европейское) законодательство чаще закрепляет иные характеристики этого права:

• согласно § 903 германского BGB собственник «может распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстранять других от всякого воздействия на нее» (аналогичная по содержанию формулировка содержится и в ст. 641 ШГК);

• в соответствии со ст. 544 французского Code civil собственник «пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом»;

• итальянский Codice civile в ст. 832 говорит о праве собственника вещей «полностью и исключительно использовать их и распоряжаться ими»;

• согласно ст. 348 испанского Codigo civil собственность есть право пользоваться вещью и распоряжаться ею без ограничений, кроме тех, которые предусмотрены законом.

Уже из этого краткого перечня видно, что в большинстве развитых западноевропейских правопорядков правомочия собственника определяются не с помощью традиционной для отечественного гражданского права «триады», а путем указания на «пользование и (или) распоряжение» вещью или вещами, т. е. ограничиваются не тремя, а лишь двумя или даже одним правомочием (в частности, не указывая на правомочие владения, поскольку оно считается присущим далеко не только праву собственности). Более того, эти правомочия непременно сопровождаются дополнительным указанием на их осуществление собственником «по своему усмотрению», «наиболее абсолютным образом», «полностью и исключительно» и т. п., поскольку одноименные (а иногда и близкие по содержанию) правомочия, как уже отмечалось, могут принадлежать не только собственнику, но и субъектам некоторых других имущественных прав.

В англо-американском праве спорным остается вопрос о том, является ли «право собственности» (ownership, или full ownership), которое здесь возможно лишь в отношении движимого имущества (personal property), единым правом (single right) или «связкой прав» (bundle of rights), допускающей «расщепление» на отдельные правомочия, или «пучки прав». Принято считать, что оно во всяком случае включает в себя такие правомочия, как право владения (right to possess), право пользования (right to use an enjoy the thing owned), право потребления, разрушения и отчуждения имущества (right to consume, destroy or alienate the thing). В российской литературе нередко ссылаются на взгляды А. Оноре, который насчитал в англо-американском «праве собственности» до 10–12 различных правомочий собственника, причем способных в разных сочетаниях одновременно находиться у различных лиц[219]. Но и такое обилие правомочий само по себе недостаточно для характеристики права собственности в англо-американском праве. Примечательно, что и здесь распространено мнение о том, что ownership представляет собой не определенный «набор» известных прав (правомочий), а единое, «самое большое право или связку прав, которое может существовать в отношении имущества»[220], будучи при этом «наилучшим правом владения» (better right to possession) в сравнении с другими имущественными правами[221].