— У него действительно была похожая фамилия, — сказала официантка. — Я была до смерти напугана и послала за полицией и попросила проверить журнал регистраций. «Там наверняка записано, что мы приехали сюда с мамой», — сказала я. Приехала полиция, и консьерж принес журнал. «Смотрите, мадам, — сказал он, — вы зарегистрированы с генералом, с которым и прибыли в наш отель вчера вечером». Я была в отчаянии. В конце концов я вспомнила, где находился парикмахерский салон. Полиция послала за хозяином. Полицейский агент привез его. «Мы с моей матерью вчера заезжали в ваш салон, — сказала я хозяину, — и мама купила у вас флакон ароматизированных солей». — «Я прекрасно помню мадемуазель, — сказал хозяин салона, — но вы были не с вашей матушкой. Вы были с пожилым французским генералом. Насколько я помню, он купил щипцы для завивки усов. Это можно проверить по моим бухгалтерским книгам». Я была в отчаянии. Между тем полиция разыскала извозчика, который вез нас с вокзала в отель. Он поклялся, что со мной не было никакой матери. Скажите, вас моя история не утомила?
— Продолжайте, — сказал Скриппс. — Знали бы вы, как мне не хватает сюжетов!
— Собственно, это и вся история, — сказала официантка. — Я больше никогда в жизни не видела своей матери. Я связалась с посольством, но они ничего не смогли сделать. В конце концов они установили, что я действительно пересекла Канал с матерью, но больше ничего сделать не смогли. — На глаза пожилой официантки навернулись слезы. — Я больше так и не увидела своей мамочки. Никогда. Ни разу.
— А что с генералом?
— Он одолжил мне сотню франков — не великая сумма, Даже по тем временам, — и я поехала в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.
— Не вся, — сказал Скриппс. — Голову даю на отсечение, что еще не вся.
— Вы знаете, иногда мне и самой так кажется, — сказала официантка. — Я чувствую, что должно быть что-то еще. Где-нибудь, как-нибудь должно всплыть какое-то объяснение.
Не знаю, что привело мне на ум это воспоминание именно сегодня.
— Хорошо, что вы рассказали, это помогает прогнать воспоминания, — сказал Скриппс.
— Да. — Официантка улыбнулась, морщины на ее лице сделались не такими глубокими. — Мне стало легче.
— Скажите, — спросил у официантки Скриппс, — есть ли в этом городе какая-нибудь работа для меня и моей птицы
— Честная работа? — спросила официантка. — Я знаю только про честную работу.
— Да, честная работа, — сказал Скриппс.
— Говорят, на новой насосной фабрике нужны рабочие руки, — сказала официантка.
Почему бы не поработать руками? Роден[13] это делал. Сезанн[14] был мясником. Ренуар[15] — плотником. Пикассо[16] мальчиком работал на табачной фабрике, — Гилберт Стюарт[17], который написал все эти знаменитые портреты Вашингтона, которые воспроизводятся по всей этой нашей Америке и висят в каждом школьном классе, — Гилберт Стюарт был когда-то кузнецом. Или возьмите Эмерсона[18]. Эмерсон был подручным каменщика. Джеймс Рассел Лоуэлл[19] был, говорят, в юности телеграфистом. Может, даже сейчас тот телеграфист на вокзале работает на его «Созерцании смерти» или «Водоплавающей птице». Почему бы и ему, Скриппсу О’Нилу, не поработать на насосной фабрике?
— Вы еще придете? — спросила официантка.
— Если вы не возражаете, — ответил Скриппс.
— И птицу свою приносите.
— Да, — сказал Скриппс. — Малыш сейчас сильно устал. В конце концов, у него выдалась тяжелая ночь.
— Да уж, — согласилась официантка.
Скриппс снова вышел в город. В голове у него прояснилось, и он чувствовал себя готовым вновь встретиться с жизнью лицом к лицу. Насосная фабрика — это может оказаться интересным. Насосы теперь — большой бизнес. В Нью-Йорке на Уолл-стрит каждый день делают и теряют состояния на насосах. Он знавал парня, который на насосах огреб добрые полмиллиона меньше чем за полчаса. Они знают, как такие дела делаются, эти большие биржевые маклеры с Уолл-стрит.
Выйдя на улицу, он поднял голову и снова прочел: «Искус — на всякий вкус». Да, они хорошо знают свое дело, сказал он. Интересно, у них и впрямь есть повар-негр? Только раз, только на миг, когда кухонная дверь-калитка открылась, ему показалось, что он мимолетно увидел черное лицо. А может, парень просто закоптился от печной сажи.
Борьба за жизнь