— Этот клинок выковал мне дед Христо, ножовщик из Белиша. Отменный мастер. Острая — волосок пополам рассечет. Эх, Величка, опоясаться бы мне этой саблей да взметнуть ее над головой — увидела бы ты, каков я есть! Ну-ка посвети получше, я соберу бумаги.
— Куда ты их хочешь унести?
— Отсюда их надо убрать во всяком случае.
Величка засуетилась, проворно накрыла на стол, нарезала хлеба, подала колбасы, достала с чердака целую связку сухого винограда.
— Вина не нацедили, знаем, что ты его не жалуешь, — сказала Величка, подкладывая ему колбасы на тарелку. — Кушай на здоровье, бай Васил!
Когда поели, Левский обратился к Гечо Хашнову и сказал:
— Первым делом, Гечо, сходи к отцу Крыстю на дом и скажи ему, что я буду ждать его нынче ночью на Кыкринском постоялом дворе. Пускай принесет мне все комитетские бумаги. Буду ждать до вторых петухов. Так ему и передай. Потом зайди к Николе Сиркову и скажи, чтоб раздобыл мне коня в дорогу. А я тем временем вздремну — всю ночь напролет шел без отдыха.
Апостол прилег на лавку. Величка прикрыла его тулупом и неслышно, на цыпочках, вышла из комнаты.
К вечеру Апостол встал, вымыл лицо студеной водой, затянул пояс своих турецких шаровар, наглухо застегнул антерию и тулуп, надел на голову феску, простился с Величкой и Гечо и пошел по Севлиевскому шоссе. Медник Никола Сирков уже ждал его за городом верхом на коне. Они свернули с дороги, поспешно распороли седло, затолкали туда комитетские документы и снова зашили. Никола ехал верхом, Левский шагал рядом. Когда приблизились к «Пази-мосту», навстречу показался стражник. Завидев его, Левский свернул в ближайший виноградник, где дымились две-три груды свежего навоза. Стражник бросился за ним следом.
— Кто такой, куда путь держишь?
— Здешний я, из Ловеча. Пришел посмотреть, куда мой работник навоз свалил. Ты что, не узнал? Я-то тебя знаю.
Стражник подозрительно посмотрел на него, покачал головой и пошел своей дорогой дальше. Когда он исчез за поворотом, Левский бегом догнал Николу и сказал:
— Слезай, теперь я поеду.
Ловко взлетел в седло и пустил коня вскачь.
Дорога была тихой и безлюдной. В молодых дубовых рощицах тихо шуршала медно-желтая листва. Стаи воронья с зловещим карканьем кружились над селами.
Уже смеркалось, когда они добрались до Кыкрины, на постоялый двор. Содержатель его, Христо Латинец, был преданный комитету человек. Левский соскочил с седла, бросил Николе поводья, велел отвести коня в конюшню и толкнул дверь. Его обдало запахом вина, табака и жареного мяса. Кыкринцы праздновали день святого Стефана, пили, веселились. Во всю мочь раздувал свою волынку музыкант. Апостол поздоровался с веселой компанией, прошел мимо столов и вошел во внутреннее помещение, предназначенное для ночлега постояльцев.
— Это кто ж такой будет? — спросил один из крестьян хозяина.
— Нешто не узнал? Христо это, сын деда Ивана.
— Да ведь он мне кум! — обрадовался крестьянин, поднялся с места и, покачиваясь, направился вслед за Левским.
— Значит, ты и есть Христо Крачул? — спросил крестьянин, наклоняясь к самому лицу Левского.
— Он самый, — отвечал Апостол, который знал Крачула.
— А здорово ты изменился. И не узнать. Помнишь, как ты у меня детей крестил?
— Как же мне, куманек, не измениться — чай столько лет скитался по Сербии, — ответил Левский и, чтоб покончить с этим разговором, шагнул к маленькой дверце, которая вела в конюшню. — Схожу взглянуть, задали ли корму моему коню.
Из конюшни Апостол вышел во двор. Все вокруг запорошило снегом. Деревья, крыши, сарай, плетень, большая колода, на которой Латинец рубил дрова, и вонзившийся в нее топор — все словно гусиным пухом осыпало. Высоко взошла над Севлиевским хребтом луна, опоясанная мерцающим серебристым нимбом.
— К непогоде, — тихо проговорил Апостол, внимательно поглядев на небо, и прислушался: из села доносился хриплый собачий лай и глухие удары барабана. Должно быть, какой-нибудь Стефан встречал гостей.
Левский вернулся в корчму и попросил Латинца:
— Выпроводи-ка народ. Я жду гостя! Пусть нам не мешают.
Латинец схватился за живот и принялся громко стонать да охать.
— Ох, худо мне! Пойти прилечь, что ли. И с чего это меня вдруг схватило… Вот что, расходись, братцы, по домам.
Один за другим потянулись крестьяне из корчмы. Христо запер дверь, принес кусок холодной свинины, разломил каравай. Не забыл поставить на стол и оку вина, чтоб выпить с Николой за здоровье главного апостола. Они пили вино и то и дело отпускали крепкие словечки, поминая попа Крыстю. Левский молчал, поглядывая время от времени на дверь. Пропели первые петухи.
— Не придет! — сказал Латинец.
— Почему? — спросил Левский.
— Потому что совесть у него нечиста. Пойдем, отдохнем маленько. Если выйдем пораньше, доберемся до места прежде, чем луна скроется. Я прямые тропинки в Тырново хорошо знаю, да как бы в темноте все же не сбиться.