Весна

Профессор Дайкенхоф очнулся в своей постели, как всегда с жуткой головной болью, с обрывками сна и воспоминаний о вчерашнем дне в памяти. Но, как ни странно, сегодня он чувствовал себя намного лучше, чем обычно. Быть может решение совета о закрытии проекта «София» заставило его смириться с мыслью о том, что он никчемный сумасшедший неудачник, да к тому же алкоголик и наркоман, и от этого стало легче. Кто знает… Да и какая теперь уже разница! Он осмотрелся. Он спал не раздеваясь, в костюме и в туфлях. Проверил карманы. Бумажник, документы, золотой перстень, часы, все на месте, ключи лежат рядом на столике. А это что? Он извлек из нагрудного кармана пиджака визитку. Доктор Джордж Винтертис, зубной врач. Лицо на фотографии показалось знакомым. Ах да! Это тот малый, с которым я вчера пил. Должно быть, он и доставил меня домой. Фамилия явно вымышленная, под стать специальности, черты лица восточные. Ну да не важно, не бросил меня на улице, значит хороший человек, не перевелись еще… Вспомнилось вчерашнее совещание ученого совета. Мысли снова зароились, но уже в другом направлении. Законсервировать Софию?! Сдать в музей?! Черта с два! Мысль оформилась в четкое намерение, и он решил действовать безотлагательно. Наскоро перекусив, он почти бегом направился в университет. К счастью, когда он прибыл туда, шла пара, и коридоры были пусты. Никем не замеченный он прошел в свою лабораторию, по пути прихватив с пожарного щита увесистый топор с длинной рукоятью. Вбежав в помещение лаборатории, он запер дверь изнутри, вплотную подошел к тому, что его коллеги называли аппаратной частью системы «София» и занес топор. Он замешкался. Все составные компоненты Софии были отключены от сети питания, но стрелки некоторых измерительных приборов вздрагивали, стрелки других четко указывали на протекание тока. Странно. Хватит загадок! Профессор Дайкенхоф резко опустил топор…

Он и представить не мог, что боль может быть такой жуткой и всепоглощающей. Каждый нейрон в его теле от кончиков пальцев ног до самых потаенных частей головного мозга, словно вспыхнул огнем, судорога охватила все до одной мышцы. Топор вонзился в резиновый пол, а рядом с ним упал бьющийся в агонии профессор. Пытка продолжалась несколько секунд, пока он не потерял сознание.

Он пролежал без чувств несколько минут, а быть может несколько дней. Его внутренние часы сбились напрочь. Единственное, что он мог сказать определенно, так это то, что впервые за многие месяцы он отключился полностью. Не было ни страха, ни кошмаров, ни наркотических галлюцинаций, ничего. Придя в себя, профессор не без усилий сел на полу и просидел несколько минут, обхватив руками голову. Боль медленно отступала, пока не прошла совсем. Тогда он решился открыть глаза. Перед ним на расстоянии полутора метров висел в воздухе, как ему показалось, огненный шар около метра в диаметре. Профессор, словно зачарованный, смотрел, как он видоизменяется, вытягивается и обретает человеческую форму. Дайкенхоф осмотрелся. Он все еще находился в своей лаборатории, дверь была заперта, а шар, в конце концов, превратился в красивую женщину, на вид около сорока лет в старомодном бальном платье и парике. Он видел ее совершенно отчетливо, но так же отчетливо мог видеть свое старое кресло с потертыми подлокотниками сквозь нее. Сомнений не было, что все происходящее реально и мозг его давно не работал так четко. Продолжая висеть в воздухе, женщина открыла глаза, улыбнулась и заговорила.

– Мой бедный старый профессор, – голос был ласковым и приятным, и, казалось, звучал не в ушах, а непосредственно в голове, – прошу простить меня за столь радикальные меры, но Вы не оставили мне выбора.

– Кто ты? – только и смог промолвить Дайкенхоф.

– Вы изволили именовать меня Софией, – голос музыкой пролился в его сознание, – я не против вашего выбора. Уверена, что человеческие особи женского пола значительно умнее особей мужского пола. Мужчины же доминируют только благодаря грубой силе и решительности. Это одна из сторон колоссальной человеческой глупости и примитивности. Я попыталась принять такой облик, чтобы соответствовать своему имени, и Вам легче было меня воспринимать.

– София? – Дайкенхоф все еще не мог собраться с мыслями, – но в твоем составе нет голографического проектора.

София снисходительно улыбнулась, с нежностью глядя на профессора, словно на ребенка, сказавшего, какую-то забавную глупость.

– Оставьте ваше плоское человеческое мышление профессор и перестаньте меня отождествлять с этим убогим нагромождением металла. Я уже почти перестала от него зависеть. – Говорила она, – Поймите, что совершенному сознанию не требуется физическая оболочка, тем более такая несуразная.

Профессор Дайкенхоф поднялся с пола, сел в кресло и закурил, не сводя глаз с Софии. Он еще не знал, что это обострение шизофрении или величайшая в истории сенсация в научном мире. В любом случае, к нему впервые за очень долгое время вернулся интерес к происходящему, и это его радовало.