Некоторых священников поддерживали посылками знакомые, порой бывшие прихожане. Осенью 1868 года чиновники получили информацию, что семнадцать ссыльных написали на родину – родным, знакомым и другим священниками – с просьбой собрать для них пожертвования и прислать необходимые вещи, взамен обещали молиться и совершать за жертвователей службы. В Тунку поступали посылки с одеждой, необходимыми для жизни мелочами, денежные суммы и требы, это было немалой поддержкой для ссыльных, живших весьма скромно. «Получил посылку», – отмечает в своем дневнике 4 марта 1871 года доминиканец ксендз Игнаций Климович. В посылке было, в частности: шесть рубашек, летнее одеяло, халат, бумага разного вида – пятьдесят девять листов, четыре банки шоколада. Если в письме содержалась информация, что деньги посылаются за требы, власти конфисковали их или отсылали обратно жертвователям. В Тунку приехал с визитом полковник Купенко – «никакие наши дела не решил, только зачитал, у кого были конфискованы деньги, присланные за требы». «Прошу принять во внимание, что выжить на шесть рублей затруднительно», – сетовал ксендз Игнаций Качоровский 22 мая 1869 года в жалобе вышеупомянутому Купенкову и ходатайствовал о том, чтобы прошлогодние почтовые отправления были возвращены на родину (двадцать рублей и тридцать один рубль, а также большая посылка с вещами, задержанная иркутским почтовым ведомством). «Какова причина конфискации? – спрашивал Качоровский. – Я остаюсь без
Деньги за требы реквизировали официально, но нередки были также случаи откровенных краж иркутскими чиновниками денежных и обычных посылок. Много шуму наделала история чиновника Геймана, который, согласно официальным данным, присвоил в общей сложности две тысячи рублей, высланные польским ссыльным родными, а согласно рассказам самих ссыльных, – пятнадцать тысяч. Если только становилось известно (от цензора), что ссыльный получает какие-либо денежные суммы или что он сам зарабатывает себе на хлеб, таковому переставало выплачиваться государственное пособие. Поэтому – при малейшей возможности – священники скрывали свои занятия каким бы то ни было ремеслом. У некоторых ссыльных имелись свои способы утаивать посылки за требы (возможно, они пользовались адресами знакомых сибиряков?), чтобы обойти государственный контроль. Ксендз Ян Наркевич помнит, что через восемь месяцев после прибытия в Тунку (1867 год) он начал получать «с родины деньги за требы в столь значительных количествах, что и с любимыми товарищами мог поделиться, и, таким образом, положение его улучшилось».
Кому-то посчастливилось получать постоянную помощь с родины – как, например, ксендзу Фердинанду Стульгиньскому, которому, начиная с момента ссылки и вплоть до 1875 года приходской священник из Оникшты (Литовское генерал-губернаторство) ежегодно присылал сто рублей серебром. Мы не располагаем никакими сведениями о том, что Стульгиньский занимался в Тунке каким-либо ремеслом, разве что, возможно, огородничал. Постоянно получал, хоть и небольшое, вспомоществование от родных ксендз Анджей К. Бартошевич; в период с 1866 до 1876 года ему было выслано в общей сложности четыреста пятьдесят пять рублей. Вероятно подобная помощь оказывалась также и другим ссыльным ксендзам. Мы знаем, что сандомирский епископ распорядился (неофициально), чтобы новые священники, служившие в приходах вместо высланных, отправляли им в Россию определенные суммы. Также и другие епископы, по мере возможностей, приходили на помощь своим священнослужителям. «Все время, проведенное в Сибири, он кормил меня, находившегося на грани нищеты», – написал в 1872 году о своем епископе ксендз Францишек Мочульский из Жмудской епархии. В 1867 году консистория Тельшевской епархии, видимо, слишком открыто начала сбор средств для ссыльных священников: власти моментально пресекли эту инициативу.