Когда в 1868 году доминиканец отец Филипп Мокшецкий (а также его близкие на родине) ходатайствовал о том, чтобы в связи с плохим состоянием здоровья ему разрешили покинуть Тунку и поселиться в Омске, 11 января 1869 года генерал Константин Николаевич Шеласников, возражавший против освобождения ссыльного, сообщал начальнику Корпуса жандармов: здравоохранение в Тунке налажено превосходно, что касается климата, деревня – одна из самых здоровых, у священников имеется собственная аптека, периодически приезжают государственные врачи, а «многие» ссыльные хорошо разбираются в медицине. Ведь еще в конце прошлого года вышеупомянутые священники Чаевич и Древновский получили официальное разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири на лечение своих соотечественников. Они также не отказывали в помощи и другим нуждавшимся в ней жителям деревни, однако такого рода деятельность уже вынуждены были скрывать. Лишь летом 1871 года новый генерал-губернатор Николай Синельников поручил Чаевичу осуществлять «фельдшерскую помощь» местному населению из окрестных улусов, «которую он и так уже раньше оным оказывал». Известно, что «его обожали бедные полудикие буряты, которых он окружил горячей заботой».
Когда в 1872 году Чаевич покинул Тунку и уехал в Европу, ксендз Древновский подал ходатайство об официальном разрешении на оказание врачебной помощи. Весной 1873 года он сдал фельдшерский экзамен комиссии Иркутского медицинского ведомства, в январе 1874 года с ведома и согласия сибирских властей, а также самого царя был официально назначен фельдшером для лечения жителей Тунки, а в декабре получил разрешение заниматься фельдшерской частной практикой вообще. В его квартире имелась приобретенная на аукционе в Иркутске «обширная аптека» – лекарства «в красивых хрустальных сосудах», снабженных соответствующими надписями.
С лечением этими недавно привезенными в Тунку лекарствами «в красивых сосудах» – содержимое которых Древновский не успел своевременно изучить – случилась в деревне забавная история. Во время Рождественских праздников после большой пьянки заболел белой горячкой, иначе говоря, delirium tremens, местный заседатель. Его супруга, обеспокоенная странными симптомами, послала за доктором Древновским. Тот, узнав, что пациент «рассудком тронулся», захватил с собой банку с хлором, а прибыв к больному, приготовил лекарство – растворил хлор в горячей воде и прописал «больному» принимать по одной ложке вплоть до выздоровления. Уверив женщину, что супруг ее скоро поправится, ушел. Ночью к Древновскому снова прибыл посланец, твердивший, будто пациент отравился прописанным ему лекарством и настаивавший на том, чтобы доктор незамедлительно снова ехал к заседателю. Древновский застал больного и его жену «в ужасных пароксизмах рвоты». Супруга заседателя заявила, что после нескольких ложек лекарства у него началась рвота, так что она – желая убедиться в причинах последней, – сама попробовала снадобье, и ее тоже вырвало. Тогда она решила, что лекарство, прописанное доктором, – яд. «Доктор», уверенный в том, что это обычный хлор, желая успокоить больных, сам принял лекарство и через несколько минут «присоединился к пациентам». Лишь тогда Древновский понял свою ошибку – вместо хлора он дал больным рвотное. Выздоровев, заседатель и его супруга обвинили доктора в попытке отравить их. Древновский имел неприятности со стороны иркутского «врачебного управления», но, в конце концов, все закончилось благополучно. О происшествии вскоре стало известно в более широких кругах ссыльных, и историю эту рассказывали как анекдот.
Ксендз Матрась описал другой, на сей раз действительно драматический случай в Тунке, когда Древновский проявил свои умения как врач и приобрел новый опыт. Однажды летом во время кошения крестьянских лугов, в котором принимал участие также ксендз Станислав Буковский, один из молодых косарей шутки ради ударил священника по ноге ниже колена и случайно рассек ее до кости. Рана была «чудовищной, огромной и глубокой». Потерявшего сознание раненого отвезли домой, где за ним ухаживал «тункинский доктор» ксендз Древновский – столь профессионально и преданно, что месяц спустя Буковский поправился достаточно, чтобы ходить, опираясь на палку. Со временем слава о мастерстве Древновского дошла и до Иркутска. Положительное мнение о нем высказывали, в частности, известные ссыльные врачи Юзеф Лаговский и Бенедикт Дыбовский. Кроме того, Древновский смог зарабатывать своим ремеслом, со временем тункинская община даже стала выплачивать ему вознаграждение. Так что и Древновский, и Чаевич безусловно не слишком страдали в Тунке от нищеты.