«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

В конце восьмидесятых годов в Тунке появляются другие ссыльные, в частности – молодой Юзеф Пилсудский, сосланный в Сибирь за участие в заговоре против царя Александра III в 1887 году. В Тунке он находился в 1890–1892 годах. Здесь в это время проживала довольно большая «колония» польских ссыльных социалистов, в частности «пролетариатчики» Стефан Ющиньский и Михал Манцевич, а также активный участник подполья, создававшегося перед началом восстания 1863 года, Бронислав Шварце, член Центрального национального комитета в Варшаве, который в российских крепостях и в Сибири провел почти тридцать лет. Были в этой группе и русские. Пилсудский поддерживал отношения, главным образом, со своим кругом. Казимеж Петкевич, опираясь на воспоминания находившихся в ссылке вместе с Пилсудским Манцевича и Ющиньского, написал спустя годы о ссыльных ксендзах: «наши „пролетариатчики" еще застали нескольких бывших ссыльных: они носили бороды, имели семьи, одевались по-местному, некоторые разбогатели» (К. Петкевич. «Михал Манцевич»). В свою очередь Мечислав Лепецкий, легионер и адъютант Юзефа Пилсудского, путешественник и писатель, который дважды, в 1933 и 1936 годах, путешествовал по Сибири по следам Маршала и от него самого, вероятно, слыхал «сибирские» рассказы о тех временах и священниках, отмечал: «Юзеф Пилсудский знал только Янковского, занимавшегося ростовщичеством, а также Фиялковского, человека не слишком разборчивого в делах» (см.: М. Лепецкий. «Сибирь без проклятий. Путешествия по местам ссылки маршала Пилсудского»).

Тогдашняя Тунка не слишком изменилась с тех времен, когда там жили ссыльные ксендзы, условия надзора были не самыми суровыми, стоимость жилья приблизительно прежняя. Пилсудский снимал избу в центре деревни за два рубля пятьдесят копеек в месяц (включая дрова и воду). Саму Тунку он в письме от 13 августа 1890 года к приятельнице, Леонарде Левандовской из Вильно, характеризовал следующим образом: «можно сказать, дыра, но для людей, которые могут и хотят заниматься физическим трудом (охота, рубка и сплавление леса, возделывание земли и т. д.), Тунка может быть раем, поскольку свобода здесь в этом плане огромная, перемещаться разрешается в радиусе сорока верст на протяжении десяти дней».

Из приведенных описаний и всех прочих известных нам обстоятельств жизни ксендзов в Тунке можно сделать вывод, что при Пилсудском в деревне и ее окрестностях проживало уже только трое бывших ссыльных: Янковский, Фиялковский и Секежиньский.

Материальных невзгод они безусловно не испытывали, жили подобно другим сибирякам, ни от какой работы не отказывались, зарабатывали, как могли и как умели. Известно, что Алексий Фиялковский постоянно занимался торговлей (скупка и убой скота) и 27 ноября 1887 года писал из Тунки губернатору с просьбой дать ему право продолжать эту деятельность. Трудно оправдать «ремесло» ксендза Янковского. Ростовщичество в кругах ссыльных того времени решительно осуждалось, «ксендз-ростовщик» даже в среде социалистов не мог не вызывать антипатии. Известно, что это не было главным занятием Янковского, он давно уже стал торговцем. Мнение окружающих людей его вряд ли волновало, интересовали лишь результаты собственной деятельности. Понять его мироощущение нам будет легче, если вспомнить, что еще в 1863 году сандомирские епархиальные власти характеризовали ксендза критически, отмечая, что путь священнослужителя он избрал «ради земных удовольствий и корысти».

Следует с осторожностью отнестись к другой информации, источником которой являются социалисты: будто бы «все» остававшиеся в Тунке ксендзы обзавелись семьями. В таком случае прибывший туда Мечислав Лепецкий обнаружил бы также их потомков и наверняка без всякого стеснения написал об этом.

Навсегда в Сибири остался ксендз Рафал Древновский. 20 декабря 1874 года царь разрешил ему именоваться фельдшером и иметь частную практику в Тунке. Через некоторое время его перевели в «приемный покой» в Атагай, в Нижнеудинский округ (к северо-западу от Иркутска), также с правом иметь частную практику. Через несколько лет, 16 мая 1881 года, он прибыл в Иркутск и в медицинском ведомстве написал отказ, довольно туманно аргументируя свое решение тем, что более работать не в состоянии. Означал ли отказ от медицинской деятельности возвращение к пастырской? Об этом нам ничего не известно. Ксендз Куляшиньский в 1892 году упоминал о нем как о вероотступнике: «к сожалению, он выбрал ассимиляцию и порвал с саном, а вероятно, и с родиной. Он был такой далеко не один». До родины дошли позже ложные сведения, будто в 1893 году Древновский стал директором больницы в Минусинске, в окрестностях Красноярска, и что скончался он в 1900 году. Точно известно, что Древновский окончил свои дни в Иркутске 26 декабря 1897 года, согласно записям в приходских церковных книгах – «в сане священника». Похоронил его на иркутском кладбище, так называемом Иерусалимском (где хоронили умерших всех вероисповеданий[11]) ксендз Юзеф Розга, товарищ по Тунке, тогда администратор самого обширного сибирского прихода.