«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

Но не стихотворение Норвида, по сей день остающееся малоизвестным, а именно «Воспоминание о польском духовенстве» Новаковского сыграло большую роль в распространении информации о мученичестве ксендзов в России и повлекло за собой оказание материальной помощи изгнанникам (о чем говорилось выше), а позже также вдохновило исследователей и стало основой для новых трудов, освежающих угасающую память польского общества о Тунке.

В начале ХХ века, когда из Тунки исчезли последние польские священники, о трагедии ссыльных еще зримо напоминало кладбище ксендзов. Со временем оно постепенно разрушалось и забывалось (вероятно о нем не позаботились покидавшие Тунку Янковский и Фиялковский). Посетивший погост (это событие имело место до мая 1909 года) ксендз Жискар запомнил его таким: «Нынче кладбище имеет вид исключительно печальный. Деревянная ограда рухнула, могилы засыпаны песком, лишь торчат почерневшие верхушки крестов, словно бы жалуясь на людское равнодушие и беспамятство соотечественников». Кладбище дважды посетил вышеупомянутый Мечислав Лепецкий. Этот «польский» фрагмент сибирской земли произвел на него большое впечатление. «Я застал уже только жалкие остатки, – писал он в 1933 году, – которые время, сей прилежный уравнитель всего и вся, вскоре сотрет до основания. Расположено это последнее пристанище ксендзов на песчаной дюне, у дороги из Тунки на Зактуй. С него открывается вид на протекающую неподалеку реку Иркут и на далекие, поросшие тайгой, горы. У подножья стоит заброшенная ныне деревянная церквушка, притулившаяся к высокой дюне и жадно в нее вглядывающаяся». От ограды остались одни столбы, могилы же на кладбищенском холме, засыпанном зыбучими песками, исчезли бесследно. Три года спустя Лепецкий нашел уже лишь деревянный обломок креста: «тонкий латинский крест, знак Страданий Господних, поверженный на землю временем или святотатцем. Исполненный строгости и достоинства, он покоился среди травы и мхов: символ веры и печали». Имелся там еще один знак – «большой валун на песке». Как утверждают местные жители, его вкатил на холм один из ссыльных поляков и он же увенчал железным крестом. Позже в Тунке уже некому стало заботиться об этой «частичке польскости» на сибирском безлюдье. Погост занесло зыбучими песками, а люди забыли о его существовании.

При Лепецком в Тунке еще стоял дом, принадлежавший некогда ксендзу Янковскому. Сама деревня за эти полстолетия совершенно не изменилась: «Те же бревенчатые дома, те же заборы и тот же прекрасный вид на горы. Только церковь наполовину разрушена, с куполов снята позолота – свидетельство наступившей иной эпохи». Старейшие жители говорили – сильно преувеличивая – о некогда живших тут трехстах священниках, называли несколько имен – Янковского, спекулянта Фиялковского, хозяина корчмы Секежиньского и мясника Каспшицкого, а также Бронислава Шварце и Юзефа Пилсудского (наиболее образованные даже знали, какое значение эта фигура имела для тогдашней Польши).

Память об одном из этих тункинских ксендзов хранит сегодня русская католическая община. В литургическом календаре на 2006 год («Литургический календарь католической церкви в России»), который содержит богослужебные указания на каждый день, среди десятков имен и фамилий ксендзов, преследовавшихся и замученных большевистской властью, мы найдем также ксендза Станислава Помирского. В связи с датой 5 декабря имеется информация о нем как о «страдальце во имя Христа»: арестованный в ноябре 1863 года, он прошел по этапу от Польши до Сибири, до самой Читы за Байкалом, отбыл каторгу – строил баржи на Амуре и работал на серебряных рудниках, с 1890 года служил в костеле святого Александра в Киеве, в 1919 году был арестован большевиками, в 1920 году вернулся в Польшу, в 1929 году скончался. Такая биография требует пояснений: Помирский испытал на себе тяжелую длань сперва царя, а затем новой власти, провозглашавшей благородные лозунги и обещавшей свободу угнетенным.

* * *