Весна, лето, осень, зима… И опять весна…

Посреди полыхающего лета жара изнуряет. Можно спастись от холода – одеться, укутаться, забиться в тёплый угол, но от жаpы, от духоты не спpячешься! Моpе не спасает. Оно тёплое и днём, и ночью. Хочется залезть в холодильник, закрыться там, и сидеть, сидеть, сидеть, обнимая мёрзлую кастpюлю, вдыхая изморозь. Но холодильник занят, забит продуктами, бутылками, компотами под завязку. Из него падает, сыпется, если открыть дверцу неосторожно. В такие дни – одно спасение. Пусть непростое, пусть кpаткое, но всё-таки – спасение. Нужно долго идти по молу, зайти далеко, за середину и, сложив перед собой руки, вонзиться в море с четырёхметровой высоты, а потом, сильно разгребая воду, плыть ко дну, туда, где мерно колышутся плантации морских водорослей. Ушам немного больно, но эта боль терпимая. Не надо думать о ней. Надо думать, что ты – Ихтиандр, сын моря, родной, близкий, желанный морской стихии. Всё тебе здесь впору, всё доступно и знакомо. А до дна – рукой подать. Это на конце мола дна не достать, а тут – вот оно; ещё немного, ещё чуть-чуть и – попалось, поймано! Крепче зацепиться за водоросли, сжать до судороги пальцы – и теперь ты уже никакой не Ихтиандр. Ты – морская травинка. Одна из многих, только тёплая. Прохладные струи обтекают тёплую травинку, забирая изнуряющий жар, и уносятся в морские пучины, чтобы вернуться уже холодными. Нужно только их дождаться. Они обязательно вернутся и одарят долгожданным упоительным холодом. С каждой секундой и легче, и мучительнее. Не надо спешить разжимать пальцы, они разожмутся сами и – наверх, наверх, наверх. Пятно мутное, и нечёткое, которое приближается и колышется впереди жёлтой медузой, после всплеска обратится солнцем. Оно радостно ослепит: «Вот где ты прятался!», а потом снова начнёт жечь…

Дом-на-набережной

Маме предстояло работать в порту с иностранцами. Должность называлось – шипчандлер. Маму вызвали в одно серьёзное учреждение и долго инструктировали. Затем товарищ майор привёз маму к новому, только что сданному дому на Набережной и сказал: «Выбирайте, Лилиана Андреевна, себе квартиру». Конечно, имелась в виду квартира однокомнатная, потенциальных жильцов было-то всего ничего – мама да я.

Мама выбрала квартиру во втором подъезде, на четвёртом этаже, с балконом на море. Так в моей жизни появился Дом-на-Набережной…

Получив ордер на квартиру, мама написала об этом в Краснодар. Бабушка радостно заохала, а дедушка нашему счастью не поверил и лично приехал убедиться – так ли оно.

Чудо-

мальчик

Мы пошли с дедушкой к морю. Я был в длинном клетчатом пальто с большим и, видимо, несмываемым пятном между огромных чёрных пуговиц. Руки я держал в карманах. Было прохладно, но безветренно. На пустынном берегу пляжа мальчик, который показался мне очень взрослым, бросал в море камни. Мальчик коротко разбегался и, чуть присев, резко отводил руку назад, словно сжимая какую-то невидимую внутреннюю пружину, затем, во время короткой паузы, направлял плоскую поверхность камня параллельно поверхности моря, и пружина разжималась – умело подкрученный, камень летел на встречу с морской гладью. Бросок получался не всегда. Часто камень, как лягушка, делал один высокий прыжок и исчезал в море, как в болоте. Иногда прыжков было три, четыре или даже пять. Но высшим пилотажем был бросок, когда камень проезжал по морю, как на водных лыжах, оседлав морскую гладь. Начинающий поэт сказал бы: «Он словно делал в море строчку, и пропадал, поставив точку». Такой бросок случался редко. Зато, когда это происходило, мальчик, гордо распрямлялся, победно оглядывая восхищенную аудиторию, состоявшую из меня и дедушки. Я смотрел на мальчика, как на Божество. Даже в мыслях не было вынуть руки из карманов и попробовать кинуть камень самому. Пусть неудачно, но попробовать…

Так оно и пошло, так оно и поехало, другие размахивались, кидали, достигали, подкручивали, подмазывали, строили, а я восхищённо созерцал…

Вечером того же дня дедушка подарил мне шахматы и сделал на внутренней стороне доски памятную надпись – «мастеру “детского мата”». Это посвящение я постигаю до сих пор.

Наваждение

Он точно был, этот краб. Другое дело, куда он потом делся…

По какому-то внутреннему побуждению я посмотрел под ноги и – мамочки родные! Большой краб, страшный морской паук, пытался забраться ко мне в ботинок. Я бросился бежать по берегу…по лестнице… мимо памятника Неизвестному матросу к дому. Несколько раз я притормаживал, оглядывая ногу. Краба на ботинке не было. «Ну, всё, – решил я, – значит, он внутри».

Во дворе у четвёртого подъезда я поделился секретом со знакомыми девочками: «А вы знаете, ко мне в ботинок залез краб…» У нашего подъезда я встретил дедушку и всё ему рассказал.

Дедушка мне не поверил.

– Ну, я же чувствую, как он царапает.

– Глупости, пошли домой.

– Нет, не глупости, он там.

На лестнице мы вконец разругались. Я расплакался, дедушка разнервничался. Сорвали с ноги ботинок… Краба в нём не было…