Весна с детективом

Так они и присматривали друг за другом – восьмидесятисемилетний дед и четырехлетняя внучка.

Максим, чувствовавший себя в этой компании самым старшим, быстро научился варить нехитрый суп, картошку, нарезать хлеб и бегать в магазин. Отец служил в РУБОПе, и дети видели его редко – работы в те годы у его структуры было хоть отбавляй. Дед же, хоть и был уже физически немощен, оставался в здравом уме, имел жесткий характер и несгибаемую волю. Он прививал внуку и внучке уважение к законам и справедливости, внушал, что хорошо, а что плохо, как можно поступать, а как – категорически нельзя. Олеся очень любила его форменную папаху серого цвета и часто вертелась в ней перед зеркалом.

Максим серьезно занимался карате и самбо, посещал секцию легкой атлетики, где считался неплохим бегуном на длинные дистанции. Учился он средне, но без троек в четверти, заучкой не был, скорее, – слыл в параллели авторитетным пацаном, который не побоится дать сдачи любому, если почувствует, что оппонент не прав.

В школу Олесю тоже повел брат – дед не покидал пределов квартиры, а отец уже несколько суток сидел в засаде, выслеживая банду, грабившую обменные пункты. Максиму исполнилось тринадцать, он вытянулся, стал довольно широк в плечах для своего возраста, а серьезное выражение лица добавляло ему лет. Он совершенно не стеснялся того, что идет в школу вместе с первоклашкой, которой сам же завязывал банты, гладил юбку и белую рубашку. Олеся очень гордилась братом, любила его, бежала к нему, если что-то случалось, хотя охотников обижать сестру Макса Вадиса практически не находилось. Да и сама Олеся была не промах и могла за себя постоять, если нужно.

Когда ей исполнилось шесть, Максим упросил своего сэнсэя взять девочку в секцию, пообещав присматривать за ней, и тот согласился. Олеся занималась в той же группе, что и брат, получалось у нее, конечно, неважно, но она была упорной и самолюбивой, а потому со временем ее навыки начали улучшаться. Но больше всего ей нравились маленькие вводные лекции, которые сэнсэй читал перед началом каждого занятия. Многое из них Олеся затвердила наизусть и часто сверяла свои поступки и решения с этими постулатами.

Вот и теперь, получив сложное и запутанное дело об убийстве двух коллекционеров, она вспомнила, как сэнсэй говорил: «И круглое яйцо может быть прямоугольным – смотря как разрезать». Не все выглядит так, как кажется на первый взгляд, и вряд ли преступники – просто охотники за ценностями и деньгами. Как правило, воры такого плана стараются обойтись без убийств, долго и тщательно выслеживают свою жертву, составляют расписание и буквально живут ее жизнью, чтобы улучить момент и взять все тихо, спокойно и без спешки. А здесь… Такое впечатление, что действовали наглые, нахрапистые и ничего не опасающиеся люди, к тому же владеющие приемами рукопашного боя – свернуть шею человеку не так просто, гораздо легче зарезать, застрелить, удушить…

«Нет, это яйцо точно прямоугольное, – думала Олеся, рассматривая лицо убитого антиквара. – И необходимо вычислить все углы. А что у меня есть? Тридцать девятый размер ноги и следы двух разных ботинок? Мелочь… Я бы после такого дела точно обувь и одежду выбрасывала, на них ведь наверняка следы крови жертвы – антиквара перед смертью пытали, и без нее не обошлось».

– А вот и следочки, Олеся Ивановна, – громко произнес эксперт, видимо, заметивший, что Олеся задумалась. – Видите? – Он распахнул домашнюю куртку антиквара и показал ей несколько ран в районе ребер. – Чем-то тонким и острым кололи, но так, чтобы не сразу насмерть. И пальцы у него сломаны на левой руке – указательный и средний, видите? – Евгений Семенович поднял руку убитого и продемонстрировал Олесе странно вывернутые пальцы.

– Ну, все верно – не на правой же ломать, вдруг они его что-то подписать вынуждали? – откликнулся Мезенцев, снова присевший на корточках возле тела.

– На столе бумаги какие-то валяются, – сказала Олеся. – Смотреть можно или еще не работали там?

– Можно, смотрите. – Эксперт снова завозился со своим чемоданом, извлекая оттуда одному ему понятные предметы.

Олеся подошла к массивному письменному столу – такие всегда показывают в фильмах о советской эпохе, словно только такая мебель стояла в кабинетах разных начальников.

Ящики были выдвинуты, их содержимое валялось на полу и на столешнице – какие-то документы, распотрошенная папка с чеками, записные книжки в потрепанных обложках, буклеты выставок и аукционов. Олеся присмотрелась – под одной из книжек лежала перьевая ручка, и на ее кончике было что-то похожее на каплю крови.

– Ну что же вы, стол, говорите, отработали, а ручка так и лежит. Дайте, пожалуйста, пакет, – попросила она.

Эксперт заворчал:

– Начальства много, подчиненных мало, все сам, все сам… а я не мальчик уже, у меня зрение плохое. Вот пакетик, да руками-то не лапайте, что ж такое! Пинцет возьмите.

Олеся аккуратно подцепила ручку и опустила ее в пакет, прогладила пальцами застежку и подняла на уровень глаз:

– Перо погнулось. Похоже, ручку эту в кого-то воткнули.