Весна Средневековья

Все это десятикратно усиливается благодаря оформлению, на редкость удавшемуся. Речь не о новом макете, возникшем в октябре 1991 года, со множеством разнообразных шрифтов, но разочаровывающе бессмысленном, чуть лучше «советской газеты» и вполне сопоставимом с ней. Речь о старом чудесном макете, из трех шрифтов составленном, появившемся сразу во всей красе, как Паллада из головы Зевса. Со временем он незаметно менялся, неуклонно в сторону упрощения, но всякий раз сохраняя свой уникальный вид. Уникальность эта не сводилась к дурацкой игре в модерн, которой заняты многие издания, от «Курантов» до «Московских ведомостей», старательно и тупо эксплуатирующие модерновые шрифты, полагая, что это и есть стилизация. В таком случае стилизацией занимается и газета «Правда» со своим модерновым заголовком. Уникальность прежнего коммерсантского макета заключалась в том, что, не прибегая к прямым заимствованиям, он создавал ощущение сегодняшнего модерна, некоего ирреального, существующего только на страницах газеты стиля, которого, разумеется, нет и не может быть. Стиль этот прямо соотносился с модерном историческим, как его единственный правопреемник, наглядно заявляя преемственность самого «Ъ» по отношению к полумифическому «Коммерсанту», издаваемому с 1909 года.

О важности для «новых богатых» не игры в модерн, а именно и буквально современного модерна проницательно писал в нашем журнале художник Никола Самонов: «Последний стиль ушедшей России, он будоражит чувства проснувшейся буржуазии, воспрянувшей не то чтоб из хрустального гроба, королевичем не целованной, тщетно и страстно желающей «спокойствия и света“, — чтобы плотный короткоостый бобер надежно согревал горло, снег неслышно летел из — под полозьев неслышно бегущих санок, пар стоял бы в трактире, встречающим свежезаваренным чаем, и там, на втором этаже, в «чистом“ отделении, — тихий разноязыкий говор, тихий серебряный звон ложки о стакан, крахмальное ребро скатерти, стылое озеро витрины, все в жарких искрах ликерных бутылок, и выше — белый рельеф бордюра: упругие стебли, цветы и пониклые листья».

Надо полагать, «Коммерсантъ» и создавался для проснувшейся буржуазии, тщетно и страстно желающей «спокойствия и света». Отныне она могла этого желать столь же страстно, но уже совсем не тщетно. «Спокойствием и светом» были залиты все страницы «Коммерсанта», газеты, исполненной самого бодрящего оптимизма. От материала к материалу здесь разворачивалась «другая жизнь», пленительная и вожделенная. Исходя из этого, не имеет никакого значения распространенный упрек «Коммерсанту», что он, мол, много врет. Неважно, если и так — важно, что врет уверенно и красиво. Неважно, сколько неточностей сказано про лизинги — клиринги, важно, что все читается, как стихи, как захватывающая и сладкая культурная мистификация.

Но «это были пузыри земли». «Коммерсантъ» — газета, имеющая конкретного читателя с конкретными запросами. И чтобы их удовлетворять, точные сведения о лизингах — клирингах нужнее, чем соколовский здравый смысл, в сущности, глубоко элитарный. Это противоречие обнаружилось в новом макете, в котором возникла путаница шриф-

тов и рубрик, а с «другой жизнью» стало худо. Пруст как — то заметил, что светский человек судит о салоне не по тому, кто там бывает, а по тому, кто там не бывает. «Коммерсантъ» был единственной у нас газетой, которая жестко следовала этому закону. В отличие от других изданий, стремящихся к ложно понятой универсальности, «Ъ» железной рукой отсекал все, что шло не по его ведомству. Заполнив сейчас свои страницы классическим советским набором — греча, шпроты, карамель, «Коммерсантъ» испортил так чисто спетую песню. Резон очевиден: королевич уже поцеловал проснувшуюся буржуазию, и пора исходить из ее простых нужд и интересов — наборы нужны всем. По — моему, «Ъ» ошибся в главном: поцелуй еще не состоялся.

Простым земным следствием культурной мистификации, которой «Коммерсантъ» занимался два года, было то, что она навязывалась реальности. Подобно старым мастерам, благоразумно льстившим своей модели, «Ъ», рисуя идеал, вынуждал ему соответствовать. Это зеркало можно, конечно, назвать кривым, но точнее — выпрямляющим. Поспешив признать не до конца состоявшийся факт, «Коммерсантъ» оставил свою модель уже с руками и ногами, но без носа и твердого плана, как его заполучить. И «другая жизнь», которая со временем могла стать здешней, кисло улыбнувшись на прощание, похоже, пока ушла за горизонт.

1991

Жан Кокто. «Бокал вина»

Душа Эдички при переходе в сумерки

1991