Читаем Весна священная полностью

на кой черт они сдались, если не могут ответить по-настоящему на те вопросы, что больше всего меня мучают, если не предвидели катастрофы, что покачнула земной шар, не понимали хода истории, которая отметила меня, прошила пулеметом тело, оставив неизгладимую печать? «Свобода,—говорил Бретон,— единственное слово, которое имеет надо мной власть и может меня воодушевить». Ну, а какую свободу мог я получить от Бретона? Прилеплять к холсту петушиные перья? Изображать горящих жирафов посреди пустыни, чашу, обтянутую кроличьим мехом, мягкие часы1, женщину-манекен с пастью льва на бедре? Или на стенах клубов викторианских времен рисовать битвы людей-птиц, людей-рыб, людей — листьев орешника, похожих на иллюстрации к романам Жюля Верна о приключениях Филеаса Фогга да Робура Завоевателя?.. Пока Констан, знаменитый бармен, приготовлял нам коктейль, Вера говорила—может быть, немного преувеличивая, чтобы доставить удовольствие моей кузине,— о том, что видела, слышала и наблюдала за последние несколько часов. Она уверяла, что мои родственники — величественная тетушка и остальные— очаровательны. Что ж касается «бар», сахарных и финансовых, они, на ее взгляд, мало отличаются от богатых коммерсантов— приятелей отца, которых она в детстве видела в Баку и Петербурге. Это устойчивый архетип времени. Все буржуа мира, будь они несколько более или несколько менее культурны (впрочем, их культура—всего лишь снобистское подражание моде, и потому овладеть ею не представляет больших трудностей)— похожи друг на друга. И недостатки у них одни: чрезмерное почтение к богатству, привязанность к добытой собственности, поверхностное тщеславие и варварское равнодушие ко всему, что не связано с деньгами. В конце концов,— продолжала Вера, в своей крайней снисходительности она готова была чуть ли не прославлять моих родных,— картины Сулоаги и Сорольи не хуже грациозных пастелей Мари Лорансен, более или менее явной салонности Ван Донгена1 2 или портретов дам с коровьими глазами Кислинга3, а «Рапсодия в стиле блюз» — вещь 1 «Горящий жираф» — картина Сальвадора Дали; «Чаша, блюдце и ложка, обросшие мехом» — картина художника-сюрреалиста Мерега Оппенгейма; «Мягкие часы» — картина Сальвадора Дали. 2 Ван Донген, Кес (1877—1942) — французский живописец и график, крупнейший представитель фовизма. . 3 Кислинг, Моиз (1891 —1953)—.французский живописец и график, испытал сильное влияние Модильяни. 8* 227

довольно оригинальная, в ней по крайней мере чувствуется нерв, энергия, и, уж конечно, она интереснее, чем произведения Жоржа Орика1 или Анри Core1 2. Конечно, не дело, когда девушки, слывущие начитанными, считают «Le grand écart»3 Кокто или «Дэвида Голдера» Ирен Немировской гениальными произведениями, но — черт побери! — не надо забывать, что книги эти имеют мировую славу и слава пришла сюда из Европы... Итак, можно было надеяться, что Верина балетная школа скоро станет реальностью. «Столько раз приходилось мне терпеть неожиданный крах, заниматься балетом систематически не удалось. Я отнюдь не prima ballerina assoluta, тем более здесь, где выступала Павлова, никто не придет от меня в восхищение. Но я верю, преподавание даст мне много радости. Это тоже творчество. Жители тропиков обладают врожденным чувством ритма. Начну с твоих родственниц, надеюсь, мне удастся сделать что-то из этих девушек,— и Вера засмеялась.— Теперь меня тоже будут называть «мадам», всех учительниц танцев почему-то называют «мадам», даже если ты русская, даже если родилась в Ростове, в Иркутске или в Баку». Однако Тереса была настроена не так оптимистично: «Не слишком-то ты надейся на этих девиц, они богатые, их пестовали и воспитывали с одной только целью, чтобы получился «предмет роскоши», обязательный для светского человека; они прелестны, очаровательны, каждая для того только и живет на свете, чтобы сделать «блестящую партию», стать супругой какого-нибудь крупного коммерсанта или предпринимателя, а если у него к тому и титул есть, неважно подлинный или купленный, так еще лучше».— «Я верю в призвание,— сказала Вера.— Я сама выросла в такой среде и все-таки занимаюсь искусством. Конечно, я жертва «бурного времени. Родилась бы пораньше, училась бы у Мариуса Петипа или у старого Хлюстина; или попозже — тогда у Баланчина, у Сержа Лифаря; вот тогда, может быть...» «А ты? Что ты собираешься делать?»,— спросила меня Тереса. В те дни я пребывал в нерешительности, стоял на распутье, выбирая дорогу и с горечью глядя, как неумолимо летит время и, в сущности, ничего еще не сделано. Я вырос в богатой семье, у меня, конечно, есть рента, значит, можно вести праздный созерцательный образ жизни. Однако потребность 1 Орик, Жорж (1899—1962) — французский композитор, автор балетов, камерных произведений, музыки к спектаклям и фильмам. 2 Core, Анри — французский композитор, автор балетов. 3 Великое отъединение (франц.). 228

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сильмариллион
Сильмариллион

И было так:Единый, называемый у эльфов Илуватар, создал Айнур, и они сотворили перед ним Великую Песнь, что стала светом во тьме и Бытием, помещенным среди Пустоты.И стало так:Эльфы — нолдор — создали Сильмарили, самое прекрасное из всего, что только возможно создать руками и сердцем. Но вместе с великой красотой в мир пришли и великая алчность, и великое же предательство.«Сильмариллион» — один из масштабнейших миров в истории фэнтези, мифологический канон, который Джон Руэл Толкин составлял на протяжении всей жизни. Свел же разрозненные фрагменты воедино, подготовив текст к публикации, сын Толкина Кристофер. В 1996 году он поручил художнику-иллюстратору Теду Несмиту нарисовать серию цветных произведений для полноцветного издания. Теперь российский читатель тоже имеет возможность приобщиться к великолепной саге.Впервые — в новом переводе Светланы Лихачевой!

Джон Рональд Руэл Толкин

Зарубежная классическая проза
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза