Весна священная

будто ближе. И оглушающий рев — кажется, самолет летит прямо над моей головой. Страх охватывает меня. Чудовищный страх. Гонимая страхом, я бегу, куда—не знаю. Заворачиваю за угол, бегу, бегу, снова сворачиваю. Огромное здание, темное, двери открыты. Я врываюсь, бегу, едва переводя дух, не останавливаясь, в поисках укрытия — мне кажется, что здесь я найду погреб, галерею, лестницу, подвал, какую-то защиту, прочную, надежную, из цемента, из камня, из железа, я спасусь от огня, падающего с неба, чтобы сжечь мое тело, растерзать, превратить в бесформенный окровавленный кусок мяса с переломанными ногами и разорванным в клочья лицом... С разбегу уткнулась головой в плотный, тяжелый занавес, расталкиваю его плечами. Я в театре, зал набит битком, в оранжевом свете свечей зрители внимательно следят за тем, что происходит на сцене. Снаружи по-прежнему воют сирены. Никто не обращает внимания, никто не двигается с места. Взрыв. Еще взрыв. С новой силой бешено хлопают зенитки. А на подмостках стоит актриса и, словно ничего особенного не происходит, читает стихи (только громче обычного, чтобы взрывы не заглушили, не читает, а кричит): Педро, отыщи коня, Иль день тебе конем пусть служит! Скорей, скорей! Они идут, Чтоб жизнь мою похитить! * Пришпорь коня, примчись как вихрь! Актриса рыдает — слишком долго, словно хочет выиграть время,— и продолжает значительно, так значительно, как, вероятно, не думал сам автор: Фрегат, фрегат любимый, О, где ж твоя отвага, Где бег твой быстрый? Смотри, коварный бригантин Уж на тебя наводит пушки!1 Небольшая пауза, и голос становится сдержанным, мужественным, спокойным, голос человека, который пришел в себя после первого потрясения, преодолел свой страх. Я растеряна, перепугана, кто-то из зрителей берет меня под руку, сажает в кресло 1 Федерико Гарсиа Лорка. Марьяна Пинеда. Перевод Ф. Кельина. 2-1104 33

рядом с собой. «Самолеты,— говорю я и указываю на потолок.— Самолеты... бомбят». «Они уже улетели,— отвечает мягко сосед.— Послушай-ка». (Сирены больше не воют раздирающе, а гудят через равные промежутки времени, словно телеграфный аппарат, потом последний гудок—и тишина. Тишина. Долгая тишина.) — «Тревога кончилась...» — «Но...» — «Они сегодня больше не прилетят». Мой сосед, насколько можно разглядеть в полутьме,— человек молодой, в форме народной милиции. В руке у него тяжелая палка, он опирается на нее каждый раз, когда меняет положение в кресле. И вот — конец моим мучениям, я словно вышла из ада, страх исчез. (Слова «они уже улетели», «они сегодня больше не прилетят» сразу успокоили меня, будто их произнес Бог Битвы, которому безошибочно известны все замыслы врагов...) Я сижу в кресле, в бархатном кресле старого театра, я вдыхаю знакомый запах источенного дерева и моли, и мне хорошо, постепенно возвращается давнее — чувство безопасности, далекое, забытое, утерянное... (кажется, так пахло там, на чердаке, где валялась ненужная мебель... так далеко... так невозвратно... я носила форменное платье, ходила в школу при монастыре Святой Нины...) А главное — это главное!—я не одна. Я счастлива: вокруг люди, много людей, очень много. Партер переполнен, в ложах, в ярусах — всюду люди, даже на «верхотуре», как называют в Испании галерку; эти люди не боятся ни самолетов, ни бомб. Скоро кончится спектакль, я спрошу, где улица Тринкете де Кабальерос; и мне покажут, куда идти, может быть, даже найдется кто-нибудь, кому со мной по дороге и кто доведет меня до пансиона... Я успокоилась и наконец-то стала глядеть на сцену: декорации изображают что-то вроде монастырской трапезной, желтоватое пламя свечей освещает лицо актрисы— но... кажется, это знаменитая Маргарита Ксиргу1? В романтическом наряде, с цветами в руках она читает монолог, по всей вероятности заключительный — судя по времени; читает увлеченно, может быть, чуточку высокопарно, впрочем, сам текст требует патетики: Да, я — Свобода: так любовь хотела, Я — та Свобода, для которой бросил Меня ты, Педро. Ранена людьми я. И все же я — Свобода. О любовь! Любовь, любовь—и вечное безмолвье!1 2 1 Ксиргу, Маргарита (1888—1969) — известная испанская актриса, работала в театрах Каталонии и Кастилии. 2 Федерико Гарсиа Лорка. Марьяна Пинеда. Перевод Ф. Кельина. 34