Весна священная

банки из-под джема: «Прошу прощения. Рюмки все побили, а их сейчас, видимо, не производят».— «Не беда, Па/со,— и указывая на меня: — Вот эта—из новых медицинских сестер, что к нам прибыли».— «Так ведь она же белая».—Трактирщик, кажется, изумлен. «Как видишь...» — «Я потому говорю, что много негритянок приезжает из Штатов».— «И прекрасно справляются».— «Наука—она наука и есть, цвет кожи тут ни при чем».— «Наука в наше время идет вперед, и в этом варварство»,— говорит мой спутник с иронией; думая, что я этого не замечаю, он цитирует общеизвестную фразу, человек, которого я люблю, не раз повторял ее, когда бывал в веселом настроении. «Правильно,— отвечает трактирщик, признавая и без того очевидную истину,— будьте как дома. Может, захотите еще бутылочку «вальдепеньяс», так у меня пока что есть». Он возвращается за стойку и больше не обращает на нас внимания. «Зачем вы ему сказали, будто я медицинская сестра?» — «Видите ли: бар открыт в такое время, может быть, хозяину покровительствует кто-то из начальства. Во всяком случае, он и так нарушает правила; а если еще позволить приходить сюда... женщинам...» — «Я поняла». Осматриваюсь. На стенах — старые рекламы корриды. Календарь за 1935 год. «Керосин Галя», «Мыло «Душистое сено» Правил». И еще один плакат ФАИ «Танец—предвестник проституции. Покончим с ним. В погребке слабеет воля. Покончим с ним. Дух падает в баре. Покончим с ним». «Наверное, здешний хозяин ненавидит анархистов?»— говорю я, смеясь. «Напротив: он сам анархист, и весьма убежденный».— «А что же у него бар-то ночью открыт?» — «Вот как раз поэтому. Запрещает-то кто? Правительство. Он и показывает, что ему, дескать, никто не указ. Анархисты вначале и воевать собирались так: чтобы в ногу не шагать, не строиться, офицеров не приветствовать. В Каталонии даже монету выпустили, а ее только в своей провинции и принимают». (Ох, если б я это раньше знала! В Фигерас мне за пять долларов дали несколько радужных бумажек, а уже в Жероне их не взяли!...) — «Уж эти мне анархисты! — Мой спутник говорит заметно раздраженным тоном.— Еще семьдесят лет тому назад мой земляк Лафарг боролся здесь против учеников Бакунина... Ох, уж эти анархисты!.. Полвека пытаются совершить революцию—и не могут, а когда кто-либо хочет на самом деле ее совершйть, обязательно мешают!..» Я пугаюсь: сейчас начнет излагать свои взгляды, сыпать незнакомыми терминами и именами, быстро 1 Federación Anarquista Ibérica — Испанская ассоциация анархистов. 37

меняю тему: «Вы испанец?» — «Кубинец».— «То есть в некотором смысле все же испанец».— «В некотором смысле, да. Но все равно, я — по эту сторону баррикад».— «Ах, так!» — «А вы?» — Я русская».— «Товарищ, значит?» Я не решаюсь сказать, что как раз больше всего на свете меня бесит, когда меня называют «товарищ». И отвечаю трусливо: «Ладно... Пусть будет товарищ, если вам так нравится».— «Тут можно сказать только «да» или «нет». Я начинаю туманно объяснять: «Видите ли, слово «товарищ» стало модным в определенных интеллигентских кругах, где я часто бывала последнее время, эдакая новинка... В Испании оно обретает совсем другое звучание, другой масштаб... Не тот, что в кафе «Дё Maro». Там вы можете числиться «товарищем» точно так же, как абстракционистом или атоналистом. Слово нравится, потому что звучит ново, незнакомо, во всяком случае в определенном кругу. Как будто его только вчера придумали...» — «Да будет вам известно, что слово «товарищ» встречается в «Снах» Кеведо1, а он, насколько я знаю, не был членом Третьего Интернационала».— «Да неужели?» — «Так вы, говорите, русская? Русская... парижанка?» — «Я там живу».— «Троцкистка, наверное?» — «Да почем я знаю? Что вы все хотите на меня ярлычок наклеить?» — «Но... что же вы тогда тут-то делаете?» И я рассказываю, зачем приехала в Испанию, раздираемую войной. «А, ясно! Теперь понимаю. Да, да, понимаю!» И тут у меня срывается с языка такой глупый вопрос, что в ту же минуту становится совестно: «А вы? Что вы тут делаете?» Мой спутник хохочет, теперь он говорит совсем иначе, и слова другие, и тон, со мной никто так не говорил с того момента, как я пересекла границу: «Разве ж не видно? На мне что — полотняный белый костюм, соломенная шляпа? Может, на твой взгляд, я мало похож на солдата? (Почему он вдруг стал говорить мне «ты»?) Я из батальона «Линкольн». (Потирает раненую ногу.) При Брунете попало. Мне еще повезло, в тот день, когда бились в Вильянуэве- де-ла-Каньада, столько кубинцев полегло... Мы было хорошо продвинулись, да только они — сволочи! (извини, пожалуйста) — как начали поливать из пулеметов... Вот сюда, выше колена, мне и попало. (И опять другим тоном.) Рядом со мной негр один свалился, смелый как черт, Оливер Лоу. Не слыхала про такого? Похоронили мы его, навалили кучу камней на могиле и написали: «Здесь лежит негр, первый командир батальона белых»,— «А что 1 Кеведо-и-Вильегас, Франсиско Гомес де (1580—1645) — крупный испанский писатель, автор популярных сатирических стихотворных произведений. 38