Весна умирает осенью

– Я так сначала и подумал. Стандартная фраза: «Выставка-продажа работ Жака Соланжа в «Авеню Монтень» прошла с успехом» сначала ничем меня не зацепила. А потом я удивился странному синтаксису и решил проверить: вдруг это все же не адрес, а название? Заглянул на сайт AEF – там ведь есть полный перечень французских фирм и предприятий. И оказалось, что «Авеню Монтень» – сеть частных художественных галерей, зарегистрированная на имя предпринимателя Анри Монтеня. Ну а дальше осталось лишь проверить, какие работы ушли у них недавно с молотка. Оказалось, что среди прочего та самая серия из двенадцати картин, посвященных Парижу, которую таинственный «управляющий» Соланжа реализовал за его спиной по заниженной цене.

– И что из этого следует?

– Вот смотри. – Он усадил ее на свободную скамейку, расположенную в тени необъятного каштана. Отыскав в кармане смятую почтовую квитанцию, он принялся чертить на ней схему. – Ты говорила, что все картины должен был унаследовать единственный сын Соланжа. Но каким-то образом доступ к наследию художника получил фонд Портмана: полотна оказались в их распоряжении всего через два месяца после смерти мастера. За такой срок, как ты верно заметила, невозможно вступить в наследство и оформить все бумаги. Это первая нестыковка.

Оливия озадаченно вздохнула: хотя она сама накануне обратила внимание на этот казус, суть по-прежнему от нее ускользала.

– Вторая состоит в том, – продолжил Родион, – что совсем недавно финансовый советник художника, которому тот безмерно доверял, продал серию его картин за гроши. Спрашивается, как и зачем он это сделал?

Оливия в задумчивости отколупнула кусочек краски от шершавой поверхности скамьи.

– А имя покупателя неизвестно?

– Пока нет. – Родион поднялся и, сомкнув руки за спиной, принялся прохаживаться вдоль бордюра. – Но вот что интересно: стоимость работ Соланжа в «Авеню Монтень» была очень высокой. Выходит, кто-то сумел нажиться на разнице в цене. Напрашивается вывод: либо Анри Монтень близко знал душеприказчика Соланжа и был с ним в сговоре…

– Либо… – Глаза ее вспыхнули от внезапной догадки. – Он сам являлся тем самым «советником» Соланжа?

– Именно, – кивнул Родион. – Биография Монтеня говорит нам о том, что он очень любит опекать «перспективных творцов» – несомненно, с дальним прицелом. Соланж мог оказаться одним из дарований, попавших под его влияние. После десяти лет «дружбы» и мелких одолжений этот проходимец просто облапошил непрактичного художника, продав его работы самому себе за символическое вознаграждение. После чего выставил полотна на торги в собственной галерее, запросив за них совсем другие деньги. Подобное предательство, согласись, могло стать для Соланжа серьезным потрясением – чем не повод для депрессии и злоупотребления снотворным…

– В таком случае, – произнесла Оливия, – фонд Портмана мог легко получить доступ к наследству через Монтеня. Он ведь опытный юрист, наверняка придумал какую-нибудь схему!

– Пока это все лишь на уровне догадок, придется потрудиться, чтобы найти им подтверждение. Для начала нужно удостовериться, что Монтень действительно управлял финансовыми делами худо… – Конец его фразы утонул в волнообразном движении музыки, хлынувшей с северного склона монмартрского холма и мгновенно затопившей все переулки.

– Сегодня же праздник виноделов![16] – Оливия вскочила со скамейки, мгновенно позабыв об интригах фонда.

Родион улыбнулся.

– Пойдем посмотрим, что там творится?

Спустившись по проспекту Жюно, они свернули направо, в узкий проем между старинными домами, а затем принялись карабкаться по скользкой, отполированной миллионами башмаков брусчатке. Восхождение было долгим: то и дело приходилось пропускать стайки хохочущих студенток, меланхоличных художников с мольбертами, агрессивного вида юнцов в бейсболках, повернутых по моде козырьками назад.

Наконец показался угол улицы Соль, по которому сползала селевым потоком пестрая, грохочущая барабанами колонна: началось Большое Дефиле. Оливия инстинктивно сдала к обочине – после манифестаций и уличных беспорядков, сотрясавших город этой зимой, толпы она не любила. Родион, заметив беспокойство любимой, наклонился к ней и шепнул: «Налево и вверх. Там калитка».

Калитка оказалась небольшими чугунными воротцами с кованой ручкой, которые на первый взгляд были закрыты. Но Родион, сохраняя выражение лица воскресного зеваки, незаметно надавил на какой-то рычажок. Замок тихо скрежетнул, и створка поползла внутрь. Стараясь не привлекать внимания посторонних, они протиснулись в зазор, и ворота тут же захлопнулись.

Оливия огляделась. За металлической оградой скрывался виноградник: выплески желто-зеленой лозы расчерчивали склон симметричными линиями. По центру этого великолепия возвышалась оплетенная девичьим вьюном беседка. Она напоминала пурпурный шатер Наполеона, перед которым расстилалось поле боя. Кишащая людьми улица у подножия виноградника и впрямь смахивала на авансцену сражения, сопровождавшегося канонадой петард, бравурным пением и грохотом барабанов.