Весна умирает осенью

Оливия посмотрела по сторонам – спросить было некого. Вдруг откуда-то донесся шум. По ступенькам, ведущим к одной из студий в верхнем этаже, скатилась, клацая коготками, мохнатая болонка в моряцком костюмчике. Вслед за ней спустилась коротко стриженная девушка, которая усадила своего «миньона» на раскладной стульчик и принялась его фотографировать.

Дождавшись окончания фотосессии, Оливия подошла поближе. Девушка обернулась.

– Вы кого-то ищете?

– Да нет, шла мимо и заглянула посмотреть, что здесь… Это же творческие резиденции, верно?

Девушка неопределенно пожала плечами.

– Да, когда-то здесь обретались известные люди. Во время Первой мировой вон там, – она указала вглубь пассажа, на большое пустующее пространство с застекленной стеной, – находилась столовая для монпарнасской богемы: Модильяни, Шагал, Матисс, Леже – все собирались тут! Теперь же практически любой может снять себе тут угол в пассаже – гением для этого быть не нужно…

– Что же, ни одного художника у вас не осталось?

– Раньше были, – вздохнула девушка. – И довольно известные. Жак Соланж, например… Но он недавно умер.

– Соланж жил здесь? – Оливия разыграла изумление.

– Ну как жил… В основном работал. Как раз в том павильоне, где раньше была столовая. Наверху у него имелась комнатка-антресоль. Жак иногда оставался там ночевать.

– Как интересно… А сын его здесь бывает?

Девушка удивилась.

– Сын? А что ему здесь делать? Он же совсем еще ребенок. Торчит со своей теткой в каком-то пригороде. Та сдает внаем жилые баржи – вроде гостевых комнат для отпускников. А студия так и стоит закрытой. Хотите посмотреть? Мне оставили ключ – вдруг кто-то захочет ее снять?

Они приблизились к застекленному павильону, рядом с которым скучал, прикрученный цепью к тополиному стволу, прогулочный велосипед. Девушка обошла его и, взобравшись на небольшой каменный выступ, вытянула руку вверх и пошарила под навесом. Через секунду она выудила оттуда связку ключей. Отомкнув дверь, посторонилась, пропуская Оливию внутрь.

– Проходите! Электричество отключили, зато дневного света достаточно.

Просторная мастерская была разделена на несколько зон. У окна – рабочий стол с листками бумаги, карандашами, рисовальным углем, ластиками и старомодным пресс-папье. Чуть поодаль – верстак, к которому прислонены подрамники и деревянные рейки. Слева расположился обеденный стол. Между стеной и этажеркой со стеклянными банками, из которых торчали разномастные кисточки, помещались мольберты и холсты.

Поодаль, в небольшом алькове, Оливия заметила громоздкий аппарат с тремя цилиндрами, плотно примыкающими друг к другу.

– А это что? – Она подошла к нему поближе.

– Краскотерочная машина, – отозвалась девушка. – Жак был старомоден и многие вещи делал сам. Грунтовал холсты, натягивал их на подрамники, прибивал латунными гвоздиками. Сам изготавливал краски. Здесь до сих пор пахнет скипидаром, чувствуете?

Оливия втянула носом воздух.

– Скорее, каким-то мебельным лаком… – возразила она для порядка, готовясь перейти к главному. – А вы близко общались с Соланжем?

– Он приглашал меня время от времени помочь ему затирать порошок с льняным маслом, чтобы получилась краска. Потом мы раскладывали ее по специальным емкостям. Довольно муторный процесс, но мне это нравилось. За работой мы много разговаривали. Однако, – девушка опустила глаза в пол, – в последнее время Жак был молчалив. Перед смертью он несколько дней не выходил из павильона и никого сюда не приглашал… До сих пор себя виню! Должна была почувствовать, что с ним происходит что-то неладное.

Она замолчала и отвернулась к окну.

– Я заметила, что в студии нет ни одного рисунка или картины. Вон, крючки на стене, а на стуле – пустые рамочки…

Девушка шмыгнула носом.

– Приходила сестра Жака, забрала его последние работы и оставила мне ключ. Сказала: «Если кто-то будет интересоваться помещением, пусть свяжется со мной».

– А можно мне ее телефон? Один близкий друг как раз ищет пространство под шоу-рум. Ему бы эта студия наверняка понравилась.

Девушка достала свой аппарат, отыскала нужный номер и продиктовала его Оливии.

– Надеюсь, ваш друг – порядочный человек. Не хотелось бы, чтобы в этом месте поселился какой-нибудь коммерсант, вроде тех, что крутились в последнее время вокруг Жака. Они его и угробили!

– Вы говорите о ком-то конкретно?

– Да много их тут было. Соланж ведь был бессребреник, такие люди прямо-таки притягивают к себе стервятников. Жаль только некому с этим разбираться… В гроб загнали – и нет человека. А картины его теперь с молотка уйдут.

– Почему вы так думаете?

Девушка вдруг осеклась.

– Что-то заболталась я с вами… мне пора. Будете сестре Жака звонить, скажите, что от меня. А то ей во всех теперь журналисты мерещатся: достали они ее, вечно что-то вынюхивают.