Весна умирает осенью

Оливия растерянно на нее посмотрела и открыла было рот, чтобы задать какой-то вопрос, но женщина вдруг опомнилась.

– Да что же я вам голову семейными делами морочу, вы же отдыхать приехали. Засиделась я тут одна – и поговорить-то не с кем… Пойдемте, я расскажу, что у нас в округе есть интересного. Вон за тем пролеском – чудесное озеро. Хрустальной чистоты вода! Вдруг вы захотите искупаться…

Несколько месяцев спустя Оливия будет вспоминать этот исступленный солнечный день, ставший завершением «индейского лета»[18]. Вот они пробираются сквозь позолоченный лес, сквозь переплеты ветвей по тропинке, под оголтелое пение птиц. И вдруг деревья расступаются, словно распахивается театральный занавес, и их ослепляет сверкающий прожектор озера. Сбросив одежду и кое-как пристроив на берегу полотенца, они бросаются в эту обжигающую синь. Сквозь первый болезненный спазм от соприкосновения с ледяной водой вдруг проступает такая легкость, такое неистовое чувство освобождения, что они застывают на поверхности, как две морские звезды, уткнувшись взглядом в благостное небо.

Тишина прервется робким всплеском какой-то рыбешки. Оливия очнется и, перевернувшись, поплывет, опуская лицо в прозрачную воду. Через четверть часа они окажутся вдвоем на берегу: сомкнутся, свяжутся дрожащими телами. И им, очарованным и обновленным, будет казаться, что этот сияющий мир – навсегда. И вспышка счастья продлится вечно…

XIV Услуга

– Мадам, месье, ну проявите же солидарность, уплотнитесь немного! – Мужчина с потертым портфелем и лоснящейся лысиной попытался втиснуться в переполненный автобус. Общественный транспорт теперь ходил редко и не по расписанию: город парализовали забастовки, вызванные пенсионной реформой. Сограждане ответили ему молчаливым равнодушием. Так и не сумев протолкнуться сквозь их сплоченные ряды, он вывалился на тротуар и, со вздохом подняв воротник, побрел обреченно по усеянной окурками улице.

Оливия, выскочившая из дома с небольшим опозданием, с сожалением взглянула на удаляющийся автобус и ускорила шаг: Габи дожидаться ее не станет, у нее вечно земля горит под ногами. Да и перерыв на обед всего минут сорок…

Обогнав ссутулившегося гражданина с портфелем, она свернула на улицу Бланш и вскоре распахнула дверь небольшого устричного бара.

Габи сидела в самом центре мозаичного зала и, подперев лоб ладонью, о чем-то сосредоточенно разговаривала по телефону. Заметив подругу, она скроила кислую мину и произнесла одними губами «Шеф», а затем вновь принялась сосредоточенно слушать, изредка поддакивая. Наконец разговор был закончен. Швырнув аппарат в стоящую на полу сумку, она жадно глотнула из стоящего перед ней бокала.

– Холодное белое? – Оливия не удержалась от саркастической улыбки.

– Ой, Илиади, как он меня достал! Ну такой нудный тип – одно и то же по кругу говорит. И при этом у него вечные авралы. Вот, например, документалка о Вишневском: все давно смонтировано, так нет, задумал дописать блок, посвященный погибшей Зое. Говорит, будет достойный эпилог! А когда мне этим заниматься? У меня еще два проекта в работе!

– Сочувствую, – понимающе кивнула Оливия, изучая меню. – Но свою помощь в этот раз, уж прости, не предложу. До сих пор не могу отойти от этой драмы…

– Полиция оставила тебя в покое? – Габи виновато взглянула на нее исподлобья.

Оливия сделала неопределенный жест.

– Вроде как… Они утверждают, что никакого преступления в этом деле нет – Зоя умерла естественной смертью, из дома ничего не пропало. Но даже если и есть, кто захочет с этим разбираться?

– Ты о чем?

– Понимаешь, возникло несколько загадочных обстоятельств, суть которых мне пока не ясна. У нас с Родионом родилась одна гипотеза…

– Ну-у, – протянула Габи, – раз сам Лаврофф к процессу подключился, то скоро все разъяснится.