Весна Византии

― Да, конечно, святой Андрей… Ведь это он принес крещение в Трапезунд, и прежде орден Золотого Руна собирался именно в его праздник. Если его голова попадет в Рим, может, от него там будет больше проку, чем от Людовико да Болонья. Думаешь, наш генуэзский друг по-прежнему считает себя Язоном? Одно я знаю наверняка если начнется голод, то Виллекин первым пойдет Дориа на жаркое.

― Катерина забрала пса с собой, ― возразил Николас. ― Так верблюд побежит еще быстрее.

― Ты послал ее верхом на Шенаа?

― Если она способна усидеть верхом на лошади, то удержится и на верблюде. Снадобье от кашля подействовало.

― А я и не сомневался, ― кивнул лекарь. ― У меня был наставник в Павии, чей дядя оказался в плену у мамелюков. Они сделали его верблюжьим доктором. Он просто обращался с ними, как с людьми. У них те же болезни, если не считать…

― Горба. Я так и понял. Проклятье, рыбаки до сих пор не подошли.

― Но не можешь же ты их заставить. Разве что сжечь лодки вместе с сетями… Когда турки окружили Мистру, то взяли с собой своры псов, чтобы пожирать трупы христиан…

― Собаки не любят плавать на кораблях, ― ответил Николас.

― Они обещали, что всех отпустят живыми после Мистры, но все равно убили шесть тысяч человек. Они сдирают с людей кожу заживо, обезглавливают и сажают на кол. Кроме того, они распиливают пленников пополам.

― Все верно. Но здесь им не удастся перебраться через ущелье, и ни одно из их орудий до нас не достанет. Даже стрелы сюда не долетят, ― возразил Николас. ― Так что если ты хочешь, чтобы тебя распилили пополам, нужно быть очень и очень неосторожным.

― А как же пушки? В Константинополе их орудия метали ядра по тысяче двести фунтов весом, тогда как самая большая греческая пушка едва ли потянет сто пятьдесят.

― Конечно, вот только их корабли неспособны перевозить ничего тяжелее обычных морских орудий. Им до нас не добраться. Они только могут попытаться заморить нас голодом, а у нас еды на три месяца. Ладно, продолжай. Я уже чувствую, как у меня волосы седеют с каждым твоим словом.

― Они очень хитрые. В Константинополе они установили корабли на катки и по суше перевезли их за линию укрепления греков, ― задумчиво произнес Тоби.

Николас рассмеялся и ничего не ответил, а лекарь настаивал:

― Чтобы попасть сюда сегодня, этому флоту пришлось миновать Керасус и нашу «Чиаретти». А возможно, они не просто их миновали, а остановились там, убили Джона, Юлиуса, Катерину и забрали весь наш груз. И верблюда тоже. Черт возьми, ну почему ты совсем не встревожен?

― Мне это ни к чему. Ты волнуешься за всех. Но если хочешь знать правду, ― утешил его Николас, ― «Чиаретти» лежит со снятыми мачтами, прикрытая кустами, на священном острове амазонок, откуда доносятся ужасающие звуки и являются пугающие огненные знамения, способные отпугнуть любого турка. Вот зачем Джону пришлось отправиться туда. А нам остается лишь надеяться, что потом они с Юлиусом смогут опять спустить галеру на воду… Ложись!

― Что? ― переспросил Тоби.

― Ложись, вон идет император со своими священниками, чтобы помолиться у этих стен.

― Здесь нет места, ― возразил лекарь.

― Хватит, если мы ляжем друг на друга. Поцелуй ему ноги и вспомни: он Божий наместник на земле, а боги никогда не проигрывают. Великие Комнены пребудут здесь вовеки.

― Как в Константинополе?

Над головой его качнулись ветки базилика, и капли святой воды окропили лысую голову лекаря. Затем монашеские сандалии двинулись дальше.

― Там правили не великие Комнены, ― возразил Николас приглушенным голосом, ― а кроме того, и нас в ту пору не было в Константинополе, хотя Джон и сам не так уж плохо справлялся. И что ты, вообще, так тревожишься?

― Ничего, ― отрезал Тоби, отряхивая от пыли колени. ― Вот только порой, когда я думаю о том, что тут устроили вы с Джоном, мне хочется знать, понимаешь ли ты, к чему это может привести?

― Понимаю, ― потупился Николас. ― Турки могут невзлюбить нас еще сильнее…

До самого вечера они стояли на башне, наблюдая за происходящим, словно в театральной ложе за представлением. Внизу залив бороздили чужие суда, рассекая синие волны под едва слышный рокот барабанов. Затем барабанная дробь смолкла, взвизгнула труба, и начали опускаться паруса. И вот уже лишь голые мачты покачивались в такт, и ветер трепал зеленые оттоманские флаги, украшенные золотыми полумесяцами, в честь величайшей победы султана. Несколько мгновений вокруг стояла такая тишина, что слышны были даже трели лесных птиц. В восточном ущелье, словно арфа запел соловей, соперничая с протяжным криком, доносимым ветром: «Аллах акбар! Аллах акбар! Ла иллаха ил-аллах». Это имамы взывали к аллаху в молитвах.

На крышах домов по всему городу люди стояли, глядя на флотилию. На кораблях было полно людей. Большие галеры: длинные двухмачтовые триремы, подобные «Чиаретти», биремы с одной-единственной мачтой, и целый рой судов поменьше, уже начавших разгрузку. Во главе была шлюпка адмирала Касим-паши, управителя Галлиполи.

― Вот они, ― объявил Тоби. ― Наверняка молятся Аллаху, чтобы привязать тебя к четырем верблюдам и разорвать на части.