Он всегда был особенным. Водил слишком быстро, но всегда повсюду опаздывал. Позволял мне спать до полудня и кормил мороженым в полночь. Будил посреди ночи, чтобы показать, как паук плетет паутину на окне в лунном свете, или на заре – чтобы прогуляться по берегу и поискать крабов, переворачивать камни и разглядывать живущих под ними мелких существ. Он устраивал крабьи забеги, на валуне, где мы выбирали своего краба и болели за него, затем возвращались домой, передвигаясь боком, как крабы, и щелкая руками в воздухе на потеху прохожим. Он во всем находил чудо, смотрел вглубь вещей и никогда не разрешал говорить «фу» или бояться трогать что-то из мира природы.
– Видишь ли, Аллегра, жизнь совсем рядом, прямо у нас под носом. Достаточно перевернуть камень – и ты все увидишь. Ничто не бывает таким, каким кажется на первый взгляд. Всегда есть что-то еще, и только от тебя зависит, захочешь ли ты это узнать.
Но без его советов все было именно таким, каким казалось. Одна я переворачивала камень и не находила совершенно ничего интересного, лишь гальку и лужицы воды. Я могла битый час бродить по берегу и так и не заметить краба. Он был моими глазами, но не только, он был моим воображением.
Когда в возрасте пяти лет я уехала в школу-пансион, я будто попала на другую планету. Так вот как, значит, живут другие люди. Больше не надо расстраиваться, что я переворачиваю камни и не нахожу под ними ничего интересного, я теперь жила с людьми, которые наступали на камни и переступали через камни и ни разу не задумывались, что под ними. С такими же людьми, как я. В школе-пансионе мне было спокойно. Дисциплина. Расписание. Порядок и рутина.
Когда я закончила школу и не попала в полицейскую академию, вместо того чтобы ехать в Типперэри и продолжить обучение в колледже Тэмплмор, планируя для себя четко упорядоченную и регламентированную жизнь, я вернулась домой. Остров, которого мне так не хватало, снова стал будничным, обычным. Большинство ребят моего возраста уехали в университет или перебрались в Корк или Лимерик, или Дублин, или даже Австралию и Америку на заработки. Те, кто остался, имели на то причины. А какая причина была у меня? Я осталась, потому что я неудачница. Я не знала, чем еще заняться.
Пока однажды, пролистывая газету, не нашла свою цель.
У меня нет ни малейшего желания просить Джейми вести меня на железнодорожную станцию, а после прошлой ночи про Циклопа и думать нечего, никогда и ни за что. Автобусы мне не подходят. Я звоню тете Полин, которой и так дел хватает в выходной, когда люди приезжают в отпуск и в ее ресторане яблоку негде упасть, особенно в такой день, когда солнце печет, будто сейчас середина августа. Раньше она бы бросила все ради меня, и это, наверное, было несправедливо по отношению к ней, но сейчас она поступает иначе. Она отправляет ко мне кузена Дару – неожиданный и неприятный выбор, потому что мы с ним никогда не ладили. Он всегда грубил папе, у него была такая язвительная манера говорить, цинично и насмешливо. Его брата Джона я была бы рада видеть, но она прислала не Джона. Интересно, она специально прислала Дару?
Всю дорогу мы вежливо обсуждаем его чудаковатых детей, чудаковатую жену, чудаковатую жизнь, и говорит он таким фальшивым тоном. Он разнорабочий, берется за любую работу в зависимости от сезона, помогает на фермах, когда появляются ягнята, водит грузовики, когда его знакомому нужно что-то перевезти, косит сено во время сенокоса, стоит за барной стойкой в разных барах каждый год. Но с семьей он никогда не работает, не помогает Мосси на ферме мидий и Полин в ресторане и гостинице. Мне всегда казалось, что он не выносит свою семью, но он постоянно крутится рядом, хочет сбежать как можно дальше, но не может расстаться с ними. Хочет добиться большего, чем они, но не обладает ни талантом, ни мозгами, так что держится на расстоянии, но при этом всегда под рукой. Он чокнутый, это видно по глазам. Я рассказываю ему про Дублин и свою работу, а он зло шутит в ответ почти на каждое мое слово, и мне не терпится выбраться из его машины, закончить эту шараду и стереть его склизкий сарказм и горечь с моей кожи.
Мы приближаемся к станции, проезжая через Килларни, и я чувствую себя увереннее. Скоро это кончится. Когда он заезжает на парковку, я уже готова, я взяла себя в руки, не хочу портить эту поездку, поэтому я открываю дверь, кожей чувствую свежий воздух, свобода совсем близко, и спрашиваю:
– Дара, что ты делал с ней те две недели? Куда вы ездили?
Он ухмыляется, будто ждал этого вопроса, и я сразу жалею, что спросила.
– Она-то помнит, а тебе еще предстоит узнать, – говорит он.
И тут я поняла, что обязана все выяснить. Я не вернусь домой, ноги моей не будет на этом острове, пока я не выполню задуманное.
Глава пятнадцатая