Вести с полей

  После чего трактора медленно поползли на МТС, а всё начальство плюс Чалый Серёга, Моргуль и Витёк в кузове грузовика поехали в баню, где кроме долгожданного целительного пара ожидали их и ужин сытный, и водка холодная, и веники березовые, в ближайшей уральской деревне купленные ещё в прошлом году. Парились долго, ели часто, пили лихо. Уж время к полуночи прислоняться начало, а банный пир только рацвёл, раздался вширь и вглубь, и перебрался в ту стадию, когда никому никуда не надо, когда нет в мире больше ничего, кроме дружества неразлучного, скреплённого водкой, общими разгоряченными выкриками- «А ну, поддай ещё на каменку!» и анекдотами, воспоминаниями весёлыми о жизни нелёгкой и пьяными шутками  о руководстве власти советской и лично о Леониде Ильиче Брежневе.

– Шо? Так плохо живете, что только в одной руке сумка? – запивая «столичную» лимонадом веселился маэстро дядя Сёма. – Так Генеральный Ильич с вас смеётся, с гопников. «Шо вы, говорит, хочете с под меня, когда вас тут вообще не стояло? Вы сперва ноги помойте, а потом педикюр делайте. Или вы вообще все уходите, слава богу, или остаётесь, не дай бог? И не надо меня уговаривать, я и так соглашусь. Мне всё равно, лишь бы да!»

Все укатывались, захлёбывались смехом, хотя в одесские намёки «Леонида Ильича» не врубались вообще. Один дядя Сёма, возможно, понимал, что нёс.

    Ночью поздней, часа в три, наверное, фотограф Моргуль выпил ровно столько, чтобы поиметь жгучее, непреодолимое желание уехать в Кустанай и немедленно проявить там плёнки.

– Так редакция же закрыта ночью, = робко возразил желанию шефа корреспондент Витёк, который пил только лимонад и к этому времени окончательно разошелся со всей бригадой в состоянии тонуса, восприятия реальности и способности разделять возможное от ненужного.

– А почему нет, когда да? – возразил Семён Абрамович и зигзагами пошел в парную. – Шо то мне не нравятся за Ваши намеренья. Вы шо тут круче Яшки Косого стать хотите? Учтите местные контрасты. Качать права – вам здесь не тут…

– Да довезет его Фёдор мой, – Данилкин, директор, снял с вешалки пиджак, достал из кармана рацию и разбудил шофёра. – Фёдор, подъезжай к бане. В Кустанай поедешь с фотографом и…

– Нет, я-то останусь. Встрепенулся Витёк, корреспондент.– Я договорился с Айжан Курумбаевой. Завтра с утра до вечера с ней в поле буду. На очерк материал набирать. Сам пусть едет.

– У меня переночуешь, – сказал Чалый Серёга. Утром тебя к ней отвезу. Потом с ней на клетки поедешь. На «Кировце», бляха! Больше ни у кого нет. Только у Айжанки. Но она того стоит. Лучше неё не найдёшь тракториста в округе.

Дядю Сёму за полчаса одели, навесили на грудь и бока всё его навесное оборудование, нежно вывели под руки к ГаЗику, ещё минут десять размещали его распаренное, пахнущее водкой и берёзовым веником тело, пообнимались, по очереди ныряя на половину туловища в кабину, после чего Моргуль помахал всем рукой и сказал прощальный тост, запить который ему поднёс в маленьком стакане парторг Алпатов Сергей.

– Давайте ходить друг в другу в гости. Вы к нам на именины, а мы к вам на похороны!

Все похлопали в ладоши и Моргуль закрыл дверцу, выбросив пустой стакан в руки Данилкина. Машина заскрипела, ощетинилась светом мощных фар и рванула в темень, помахивая на прощание красными габаритными огнями на неровной дороге. Без Семёна Абрамовича банная ночь потеряла стержень и смысл к продолжению самоистязания. Все ополоснулись, оделись, хлебнули по соточке на посошок и разошлись.

Расползлись, точнее, по домам до начала нового дня, который приблизит население совхоза вплотную к празднованию международного праздника солидарности трудящихся!  А в нём будет много торжества, речей, демонстрационных проходов с флагами и портретами членов политбюро, а также музыки, песен патриотических, веселья и водки, объединяющей восприятие праздника, горячие сердца и ещё не потухшие в глуши, пылающие любовью к Родине  чистые советские  души.

  Чалый утром растолкал Витька примерно в семь. Три полновесных часа повезло Витьку вздремнуть. Но парню только прошлой осенью стукнуло двадцать, он был спортсменом разрядником и сил для экстремальных напряжений имел в достатке. Три часа сна или семь было – организм пока не улавливал различий и вёл себя как положено. То есть, работал как швейцарские часы.

– Сейчас позавтракаем и поедем, – Чалый пошел к буфету за чашками.

– Не, сразу поехали. Мне дня не хватит. Завтра надо отписаться. В праздник. И сдать в читку второго. Редакция второго работает.

Через пять минут они прыгнули в трактор Серёгин и, пугая лениво переходивших дорогу ночных охотников-кошек, довольно быстро добрались до большого дома, где жила Айжан с мужем, двумя детьми и больными родителями.

– Привет, Витя! Привет, Серёжа, – Айжан Курумбаева несла в дом ведро воды из одного конца огромного двора в противоположный. Она уже оделась в спецовку, перчатки шерстяные надела зачем-то, а на голову бежевую лыжную шапочку. – Сейчас поедем. Ты, Сережа, отдыхай. Мы теперь сами. Да, Виктор? Я только ведро занесу последнее. Мама детям стирать будет.