Вести с полей

Утром Витёк уже трясся в автобусе по трасе Кайдурун-Кустанай. Думал, что напишет и как. Жалел заранее о том, о чём точно писать не станет. Не потому, что не хочет. А просто редактор посмотрит на него как на дурачка, живущего за забором великой социалистической стройки и не знающего законов советской пропаганды.

И не знала Айжан, и Нурлан не знал, а корреспондент молодой начинающий

тем более, куда повернёт замечательную женщину Айжан Курумбаеву её добрая судьба. Через несколько лет она станет Героем Социалистического труда, честно заслужит два Ордена Ленина, станет лауреатом Государственной премии своей Республики КазССР, потом будет членом ЦК КПСС огромной страны, депутатом Верховного Совета СССР, членом Президиума Верховного Совета СССР, делегатом двух съездов КПСС и членом Ревизионной комиссии компартии страны, заместителем председателя Совета Национальностей СССР.

Не знал этого наперёд никто.

Она перестанет работать на тракторе и всё свободное от заседаний в верхах время будет тратить не на своё здоровье, плохое к тому времени, а на помощь простым людям, которые, я уверен, всем сердцем благодарны ей и сегодня, когда душа этой замечательной женщины живет вечную жизнь в Божьей любви и милости.

                    Глава двадцать первая

***

Все имена и фамилии действующих лиц, а также названия населенных пунктов кроме г. Кустаная изменены автором по этическим соображениям

***

На весь совхоз Корчагина имелось всего пять, но зато очень замечательных громкоговорителей. Точно таких, какие на каждой центральной улице в Кустанае и в городском парке. Красивые такие серебристые рупоры размером с пятнадцатилитровое ведро. Орали они так при желании радиотехника, что мёртвых, конечно, не могли поднять, но живых, спящих мёртвым сном после трудов на благо или после пьянки  убойной – запросто. Включали их редко, потому народ привычки  к громким звукам не имел. И действовали аккорды бравого марша на каждого как ударная волна от огромной бомбы, безжалостно сносящая ранним утром с кроватей ни в чём не повинных мирных жителей.

  Правда, бомбардировка мощной музыкой случалась только по праздникам крупным, всенародным. Так что в целом население психических травм, считай, и не имело в связи с небольшим числом таких великих дней. Так, наблюдался, конечно, инстинктивный перепуг, но быстро проходил. Ещё до начала торжественной встречи праздника с последующим переходом в питейно-закусочную стадию, когда хоть «Аврора» над ухом стреляй – не заметит никто.

Но первое мая – праздник нежный. Солидарность трудящихся – это ж счастье. А счастье громким не бывает. Оно всегда уютное, спокойное и ласковое. Поэтому первого мая динамики громко, но не травматично  воскликнули знакомое и любимое:

– Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля!

Просыпается с рассветом

Вся Советская земля!

Холодок бежит за ворот,

  Шум на улицах сильней.

  С добрым утром, милый город,

Сердце Родины моей!

  Кипучая, могучая

  Никем непобедимая,

  Страна моя,

  Москва моя,

  Ты самая любимая!

– А-А-а! Началось! – соскочил с дивана Игорёк Артемьев, который по причине досрочной встречи праздника, генеральной, можно сказать, репетиции, не смог уйти в ночь тёмную из дома Толяна Кравчука, где репетировали вшестером. С Олежкой Николаевым, Валечкой Савостьяновым, Серёгой Чалым и Кирюхой Мостовым. Нормально отрепетировали часам к двум ночи. И все, кроме маленького Игорька и Мостового разошлись будить жен с детьми. А Мостовой Кирюха хотел забрать к себе Артемьева, но в связи с нехваткой моральных и физических сил, донёс его только до порога и уронил.

Толян Кравчук аккуратно поднял уснувшего от падения Игорька и разместил его на диване в свитере, штанах-шароварах, ботинках солдатских и в кепке со знаком «Динамо» на козырьке.

Игорёк в половине восьмого утра хлебнул из горла граммов двести самогона, пришел в себя и сказал, что ему уже надо бежать в контору и выносить из актового зала по бокам  трибуны стулья, на которых будут сидеть и приветствовать демонстрацию трудящихся начальники и самые передовые передовики.

– Не забудь! – крикнул он постепенно входящему в утро Кравчуку Толяну. – Нам с тобой тяжелое полотно нести. «Жить, учиться и трудиться, как завещал великий Ленин» В длину шесть метров. Весит килограммов пятнадцать с палками вместе. Ну, и парусность надо учитывать. Ветерок полотно придерживает и оно ещё на десяток кило в весе подскочит. Понял, Толян?

– Врежем по двести перед заходом. Тогда осилим. Не осрамимся, не боись! – Толян налил себе стакан, за три глотка его завалил и папиросой занюхал, не зажигая.

К одиннадцати демонстранты собрались возле конторы. Даже приблатнённые из своего «гетто» пришли. Колун привел человек пятьдесят. Они перешучивались с механизаторами, вели себя тихо-мирно. Так спокойно держались они, что сам Данилкин их похвалил.

– А вот и строители наши! Это им благодаря живем мы в своих прекрасных домах и всегда добрым словом их вспоминаем.

– Да чё там! – зарделся Колун. Понравилась ему хвала прилюдная .– Нам только дай, а мы своё дело могём делать не хуже городских. Да, пацаны?