Вести с полей

– Вы там все живые? – осторожно осведомилась Маруся и потрогала лоб мужа. – Я тебя будила двадцать минут! Слово двадцать она произнесла с интонацией, которую используют при сообщении о смерти близкого родственника.

– Не знаю. Все вроде в противогазах и респираторах, – Вова Самохин, агроном, выкрутился из одеяла и стал надевать всё, что принесла Мария: трусы, майку, носки, штапельную рубашку в полосочку и брезентовые штаны, в которых Вова ездил на рыбалку. – А никто из трактористов утром не приходил? Чалый или Кравчук? И мне обувь ещё надо.

– Только кеды. Сапоги одни ты взял сюда. Остальные дома, – Маруся принесла кеды  и села рядом. – Не приходил никто.

– А времени сколько?

– Без пятнадцати восемь, – жена поднялась и пошла в дом. – Давай завтракать.

– Какой к собакам завтрак! – Самохин вскочил, взял с бревна возле сарая рацию, от которой так разило ядохимикатом, что его чуть снова не затошнило.– Первый вызывает второго! Серёга! Чалый! Слышишь меня?

– Слышу! – прохрипел Чалый Серёга. Точнее – рация прохрипела. У Чалого голос весёлый был. – Мы тут не успели за ночь. Сейчас на крайних клетках. На девятнадцатой и двадцатой. Ещё часа три работы. Но все нормально себя чувствуют. Не жрали правда, ничего. Далеко уезжать надо. А здесь пары ядовитые. Съешь хлеб и сдохнешь.

Чалый Серёга очень громко и хрипло захохотал. Потом закричал уже серьёзно.

– Ты лётчикам скажи, чтобы заходили с севера. Пусть там польют. А мы как раз закончим. У них яд другой. Покрепче нашего. И расход меньше поэтому.

– У них, бляха, рация на другой частоте. Я её не знаю, – Вова, агроном, схватился за голову. – Данилкин один в курсе. Сейчас я на Данилкина выйду. Будь на связи.

– Да я вас давно слушаю, – через помехи прорвался директорский голос. – 434.775 Мегагерц у них частота. Но ты на своей рации не поймаешь её. Я со своей попробую. У меня шестнадцать диапазонов, а на твоей шесть всего. Ждите. Сейчас я.

– Я сейчас на поле поеду к вам. Возьму «ГаЗон» на МТМ и подскочу через двадцать минут, – крикнул Самохин Володя Чалому и побежал на МТМ, на ходу заталкивая рубаху в штаны. Через десять минут он уже ехал по объездной неровной дороге к девятнадцатой клетке.

– Самохин! – вдруг заорала рация голосом Данилкина. – Они, бляха, уже на подлёте к восемнадцатой клетке. От Кайдуруна им ближе всего с неё начинать. И пойдут прямо рядом с нашими мужиками. Скажи им, чтобы уходили с поля на траву. Подальше, в степь пусть уходят. На самолёте ядохимикат жуткий. Не такой, каким с тракторов поливают. Они на гектар 25 литров тратят, а мы с земли – двести. Во какой яд у них. Метилмеркап-тофос называется. На кожу попадет – хана. Сожжет нахрен. А вдохнешь – ни есть ни пить неделю не будешь. И ты не попади сам.

Только отключился Данилкин, только Вова Самохин крикнул Чалому, чтобы валили они гуртом в степь побыстрее, а тут как раз над кабиной, стреляя выхлопами, низко пронёсся «кукурузник». Он отклонился от начала поля метров на сто и позади самолета прямо из-под хвоста выплыл на воздух розовый шлейф тонкого слоя жидкой пыли. Часть её летела к земле и накрывала пшеницу, а остальное ветер от винта и турбулентности хвостовой поднимался вверх, подхватывался боковым ветерком и плыл в сторону степи, рассыпаясь и опадая по пути на обработанную уже командой Чалого пшеницу.

– Он, сука, прямо на нас идет! – крикнул Чалый. – Чуть правее. Метров на сорок. Мы не успеваем выскочить с поля. Он, сука, быстрее летит!

И рация заглохла. Самохин придавил акселератор. Старый автомобиль попытался на дыбы подняться как конь горячий, но вместо этого движок захлебнулся бензином и начал «троить». Одну свечу залило таки. Скорость упала. Хорошо, что вокруг кроме сусликов и змей не было никого. А они не смогли бы даже при огромном желании расшифровать все семь словесных этажей классического, богатого и разнообразного русского отчаянного мата.

Рация молчала, хотя Вова не переставал вызывать Чалого, Кравчука,  Валечку Савостьянова и Кирюху Мостового по очереди. Он хотел сказать, чтобы женщины перепрыгнули в кабины тракторов. Но потом вспомнил, что у старых МТЗ-50 и дверей-то нет. Дырки, проёмы дверные есть, а закрыть их нечем. Только крыша над кабиной могла укрыть ребят от этого жуткого «тофоса», но боковой ветер всё равно затянул бы его сквозняком в кабину и ядовитая пелена людей точно покрыла бы. Ехать дальше смысла уже не было.

Самохин остановился, вышел из кабины и сел с рацией в руке на траву придорожную.

-Так… – сказал он себе зло.– Козёл ты, Самохин. Людей не уберёг. Агроном хренов. Командир полевых работ, мля!

Самолёт появился с другой стороны поля. Шел он на вираже и медленно выравнивался, чтобы снова выйти на курс, который лежал уже метров под триста в сторону от места, с которого не успела удрать бригада Серёгина.

Посидел ещё минут пять Самохин Володя на травке, потом плюнул от души под ноги себе, прыгнул в кабину и потихоньку поехал к Чалому. Он один стоял возле трактора и глядел на самолёт. Остальные тихо сидели в кабинах.