– Мы не при чём, товарищ майор, – тихо и испуганно прошептал в трубку Данилкин. – Приписывал тонны – да. Сажайте. Но пойти на убийство двойное мы человеку как могли приказать? Фактов-то нет. А Костомаров клеветать на суде будет. Он такой, сука! Он жену убил и с ума сошел. Его не проверяли в диспансере? Он же псих! Пришел ко мне перед вашим приездом пьяный в дымину и прямо так и сказал, что скажет на следствии, будто мы его заставили и Петьку убить, и Нинку Захарову. Дайте мне с ним свидание до суда. Сделайте очную ставку. Увидите сами, что он клеветать будет. Доказательств-то у него нет! Товарищ майор Малович, нет у него доказательств, клянусь!
– Доказательства-то у него есть. Чистосердечное признание о сложившихся обстоятельствах под давлением директора и его супруги, – Малович замолчал. Жуткая была пауза. Данилкин почувствовал прилив крови в голову. Давление подскочило. И пульс вены рвал скоростью и силой. Данилкин инстинктивно перебирал в голове возможно пропущенные им собственные промашки, но не находил. И от этого разговор Маловича становился жутким как кошмарный сон с глубокого похмелья.
– Всё. Хана, – мелькнула до того тоскливая мысль, что Данилкин стал громко икать в трубку. Он встал, поднял голову, но ни давление, ни икота не пропали.
– Ты воды выпей, Гриша, – посоветовал со смехом Малович.– Вода-то есть в кабинете или только коньячок?
– Нет, нет. Доказательств не имеет Костомаров. Нет!– вскрикнул вдруг Данилкин. – Он врёт. Он меня ненавидит. И Соню мою. За то, что мы одни знали, что это они с Нинкой приписки делали и мне фальшивки на подпись кидали. Знали же, сволочи, что я ни бум-бум в сельском хозяйстве. Что меня на пересадку директором посадили перед переводом заворготделом обкома.
А я учитель географии и не понимал ни хрена, что они мне дают. Думал, там всё как надо, в бумагах. А Петька Стаценко лично Костомарову рожу бил по пьянке и посадить его обещал вместе со мной. Жалобы везде посылал на нас. Думал, что я тоже одобряю приписки эти. А Костомарова, говорил Петька, жена моя заставляла завышать объёмы так, что даже я не знал. Это чтобы совхоз передовиком был и меня скорее в обком забрали большим начальником. Костомаров испугался и убил Петьку. А жена знала об этом. И его шантажировала. Говорила, что если он меня не уломает, чтобы я его на своё место рекомендовал, когда меня в обком заберут, то она расскажет милиции, вам, значит, что Петьку убил он. А я сам им приказывал, чтобы они приписывали, государство дурили. Вот как дело-то было.
Выговорился Данилкин на одном прерывающемся дыхании, с бешеным стуком в висках и дрожью рук. Высказал всё и умолк. Плохо ему было. Малович, видимо, уловил это и понял, что перебрал с розыгрышем. А розыгрыши и подначки обожал уже теперь майор Малович с гражданских детских лет своих. И со времен юности, которую он провел электриком на Соколовско – Сарбайском горно- обогатительном комбинате, где все добывали и обрабатывали железную руду, а он там управлял работой сложнейших электросетей.
– Эй, Гриша! – позвал он громко.
– Я тут, – вяло ответил Данилкин, директор.
– Доказательства-то у Костомарова может и есть, – спокойно сказал Малович. – Но я чего звоню-то…Он это…Сегодня ночью вместе с доказательствами помер в СИЗО.
– Что? – Данилкин ждал этого сообщения, но до конца уверен не был, что Чалый сможет устроить ликвидацию его самого страшного врага. Были сомнения. За пятьсот рублей всего и так просто, обыденно как-то. Не до конца верил, хотя слово Чалого всегда верным было. Без промахов. – Ой, как жаль. Так бы отсидел десятку, да и вышел бы человеком. Это ж исправительно-трудовая колония. А что случилось? Как вдруг помер-то он?
– Инфаркт, – Малович вздохнул. – Миокарда. Оказалось, что нервничал много, а сердечко слабое было. Трещину дало. У себя похороните? Или пусть тюремные люди и закопают? У них там кладбище своё.
– Пусть они сами, – Данилкин ещё не отошел от общего шока и его колотила мелкая дрожь, похожая на микроскопические судороги всего тела. – У нас люди не захотят его хоронить. Не любили его.
– Короче, такие дела, – сказал Малович, – Живи, работай спокойно. Жаль покойника, конечно. Но жизнь продолжается. Да, Григорий Ильич?
– Ну, а куда деться? – стал успокаиваться Данилкин. Дрожь почти ушла. И кровь в висках притихла, не билась в венах.
– А ты баньку-то готовь на завтра. В прошлый раз не успели. Преступника надо было уличить, – Малович снова засмеялся. – У нас в этот день отдых с Тихоновым после дежурства. Два дня. Заночуем у вас после бани. Ну, покойника помянем. Верно?
– Ждём! – воскликнул Данилкин. – Всё готово будет на уровне. Давайте, не передумайте!
– Ну, пока. Привет жене, – сказал Малович и повесил трубку.