Ветер богов

— Через несколько минут мы будем передавать приветы на родину от японских военнопленных из Советского Союза!

Судо пожал плечами, выключил приемник и отошел. Но тут в его голове мелькнула спасительная мысль. Он торопливо включил приемник, схватил чистый лист бумаги и приготовился записывать.

Через полчаса воспрянувший духом Судо выводил на почтовых открытках:

“…Уважаемый господин Оно. Бели вы желаете узнать, где находится ваш сын ефрейтор Эдзи, вышлите сто иен по прилагаемому адресу. Гарантия… С уважением…”

Позднее к передачам “Приветы на родину” прислушивалась воя страна. Некоторые японские газеты перепечатывали письма, и эти газеты шли нарасхват.

Первым в батальоне письмо с родины получил Савада. Он потряс перед Эдано тонким листком бумаги, заключавшим все горести и радости, накопившиеся за время войны, и всё повторял:

— Живы! Жена, дочки, мать! Все живы! Понимаешь?

Потом, помрачнев, сообщил:

— А сестра и вся её семья погибли в Хиросиме. На кого они бросили атомную бомбу, мерзавцы! Подавиться бы им ею самим!..

Атомная бомба! Только здесь, в России, пленные узнали, что скрывалось за слухами об “огненной бомбе”. Гнев против этого преступления разделяли в батальоне все: и те, кто стоял в одной шеренге с Савадой, и те, кто питал к русским тайную злобу.

Эдано тоже волновался, ожидая почту, а письма всё не было. Многие уже получили ответы, и не только на приветы, переданные по радио, но и на почтовые открытки.

Когда Эдано уже потерял надежду получить весть от деда и, по совету Савады, хотел написать старосте поселка, долгожданное письмо пришло. Было это в холодный декабрьский день. Из штаба прибежал Савада и, сунув в руки Эдано узкий желтый конверт, отошел. Он не знал, какие вести — радость или горе — принес другу.

Эдано сразу узнал почерк. Дед! Жив!

Дрожащими, непослушными пальцами он осторожно вскрыл конверт.

“Внучек! Какая радость — ты жив! Хвала ботам — они сохранили тебя…

А какая радость для твоего отца…”

Отца?! Кровь отлила от головы, и лиловые иероглифы расплылись перед глазами Эдано. Он снова впился в письмо.

“…а какая радость для твоего отца. Он в Токио. Меня в полиции обманули. Отца твоего посадили пожизненно в тюрьму, где сидел главный коммунист Токуда.

…У Намико умерла мать. Теперь она живет у меня, и я с Тами нянчу правнука — твоего сына…”

Ноги подогнулись у Эдано, и он сел прямо на настил, не замечая ни мороза, ни ветра. Лицо его покрылось красными пятнами. Стоявший в стороне Савада подошел и участливо спросил:

— Плохие новости, друг?

— Нет. Помолчи! — шепнул Эдано пересохшими губами и снова взялся за письмо.

“…нянчу правнука — твоего сына. Шустрый мальчишка, такой же разбойник, как ты. Намико боится писать тебе. Ведь она родилась в год тигра…”

— Плевал я на тысячу тигров! — во весь голос крикнул Эдано, распахивая шубу.

— Какие тигры? — удивленно переспросил Савада.

— Желтые! Полосатые! — Эдано обнял своего бывшего механика.

7

Письма, письма… Они всколыхнули в памяти прошлое, перед каждым вставали образы дорогих, любимых людей, картины родного края. И, чего скрывать, тоска по дому стала острей.

А жизнь в батальоне шла своим чередом. Постепенно пленные становились заправскими строителями. Второй дом рос куда быстрее. Эдано от имени взвода вызвал на трудовое соревнование другие подразделения и был крайне удивлен, когда вызов принял Хомма. Бывший поручик уже не надеялся на скорую перемену в настроениях пленных и старался замаскироваться поглубже и понадежнее. Он видел, как офицеров, которые упрямо держались за старые порядки, заменили другими по единодушному требованию их же подчиненных. Пленные сами называли фамилии тех, кого они желали бы видеть своими командирами, и русское командование шло им навстречу. О поклонениях в сторону дворца императора все забыли.

“Опасно, очень опасно!” — терзался по ночам Хомма, но продолжал вести свой “кондуит”, занося в него всех “неблагонадежных”. Список рос, и он иногда зло и горько шутил сам над собой, что лучше бы ему просто взять полный список личного состава батальона.

К письму от отца, которое пришло позднее, Эдано внутренне был подготовлен

“Сын, — писал отец. — Смотри вокруг внимательнее Страна, в которой ты сейчас живешь, — будущее человечества… Надеюсь, мы с тобой будем в одних рядах!”

В тот же день Эдано спросил Гурова

— Скажите, кто может быть коммунистом?

— Тот, кто разделяет Программу Коммунистической партии и готов бороться за её идеи.

— А я могу стать коммунистом?

— Думаю, что сможете. Но вам нужно получше узнать, что такое коммунизм, чего добиваются коммунисты.

— Спасибо! А если мы в батальоне создадим коммунистическую организацию?

— В батальоне, из пленных? Это невозможно. По Гаагской конвенции о содержании военнопленных, в лагерях не разрешается создавать политические организации. Мы только помогаем вам понять, как важно вовремя схватить за руку тех, кто готов разжечь военный пожар, причинить страдания народам. Вот вернетесь на родину и поступайте так, как вам подскажет совесть!