Ветер богов

— Вот как? — потер руки старик. — Забыл уже, какая она. А подарки не доставай. Обождем Намико, — снова вспомнил он о невестке.

Молча, торжественно дед налил всем сакэ и улыбнулся, когда правнук мужественно выпил, стараясь не морщиться. Ичиро снова взял сынишку на руки. Мальчуган совсем освоился, об отце он много слышал от матери. Теперь пусть только кто его обидит…

— Ну, вот она, Намико! На крыльях летит! — воскликнул дед, кивая на окно.

Ичиро резко повернулся. По пыльной улице действительно словно летела Намико. Она подбежала к воротам и остановилась, прижав руки к груди, чтобы отдышаться. Потом тщательно вытерла лицо, поправила волосы и уже медленно, волнуясь и робея, двинулась к дому.

Ичиро встал, ожидая жену, хотя дед неодобрительно посмотрел на внука — мужчина должен быть сдержанным в своих чувствах.

Молодая женщина, переступив через порог, упала на колени в почтительном глубоком поклоне.

— Здравствуйте, Эдано-сан. Поздравляю вас с благополучным прибытием! — тихо проговорила она и подняла на мужа полные радостных слез глаза.

Муж шагнул к ней, поднял за плечи, с силой прижал к груди. Намико, робко прильнув к нему, плакала. Ичиро посмотрел и глаза жены и тоже тихо сказал:

— Здравствуй, любимая!

— Э-э, — заворчал дед, — ты у русских научился таким нежностям? Избалуешь мне невестку. Давай мам есть, Намико. Мы, трое Эдано, голодны, как три бродячих самурая. И мы опорожним сегодня эту бутыль. Верно, Сэттян? — обратился он к правнуку.

Смущенная женщина бросилась на кухню.

Когда низенький столик был накрыт и заставлен незамысловатыми яствами, Ичиро усадил Намико рядом с собой. «Я так хочу, и так будет всегда!» — сказал он деду.

Долго длился рассказ о пути бывшего камикадзе к родному дому. Дед то крякал, то стукал кулаком по собственному колену, то бормотал: «Я помолюсь за благополучие Савады-сана. Подумать только, русские дали свою кровь. Ах, мерзавцы, свои хотели убить… Неужели вместе с русскими лечили?»

Намико, чуть приоткрыв рот, старалась не проронить ни слова. Она то в волнении стискивала руки, то поправляла на себе одежду. И не сводила сияющих глаз с мужа, её мужа, который перенес столько страданий, преодолел тысячи препятствий, мужа, которого она уже похоронила.

И вот он сидит рядом с ней — живой, сильный, крепкий.

Один Сэцуо не обращал внимания на рассказ отца. Прижавшись к матери, он старательно складывал конфетные бумажки.

Ичиро заново переживал всё, что испытал за четыре года. Лишь о немногом он умолчал: о мимолетной любви к Ацуко. Он вспоминал о ней всегда с нежностью и благодарностью, но это касается только его одного. Не оказал Ичиро и о том, как он и Савада утопили сына Тарады. Зачейм волновать Намико? Ничто не должно омрачать их встречу.

Рассказывая, он поглядывал на жену. Намико была и прежней и другой. Рядом с ним сидела молодая женщина, в которой сохранилось ещё много от девушки, так беззаветно отдавшейся ему, не надеясь ни на что. В фигуре её исчезла угловатость, она стала красивее. Округлились руки, полнее стал стан, в глазах с ещё большей силой сияла любовь. Эдано казалось, что, если бы сейчас в комнате погасили свет, глаза Намико засияли бы, как волшебные драгоценные камни, о которых он читал в сказках ещё в школе. Ему захотелось обнять жену или хотя бы взять её за руку. Но он стеснялся деда, который всегда был тверд в старых обычаях.

Ичиро закончил наконец свой рассказ и рассеянно вертел в руках пустую сакадеуки.

— Да… — прервал молчание захмелевший дед, — многое ты испытал, внучек, за эти годы. Славные люди, оказывается, русские. Бесплатно лечили, да ещё пленных. Только насчет его величества ты поосторожнее. У нас этого не любят.

Старик посмотрел на невестку, на внука, бросавшего короткие и откровенно жадные взгляды на жену, улыбнулся и ворчливо проговорил:

— Хороши родители Мальчонка-то ведь спит. Давайте-ка мне его сюда. Старому да малому пора спать. Вот в старину говорили: «Ребенок, родившийся днем, похож на отца, родившийся ночью — на мать». А Сэттян родился на рассвете и, значит, похож на меня. Теперь со мной спать будет, — и, взяв правнука на руки, дед пошел в свою комнатушку.

Когда он вышел, Намико, смущенно взглянув на мужа, тоже поднялась:

— Извините, я сейчас приберу и постелю вам.

Бесшумно и быстро она убрала всё со стола, расстелила постель и вышла.

Ичиро долго вслушивался, как жена чем-то позвякивала, шелестела, плескала водой на кухне. Потом она вошла в спальном халатике и погасила свет. Ичиро приподнялся, протянул руки. Вот её дыхание послышалось рядом. Встав на колени у постели, она тихо прошептала:

— Вам писал дедушка, что я родилась в год тигра? Такие, как я, не приносят счастья..

Ичиро рассмеялся:

— Плевал я на всех тигров — мертвых и живых, желтых и полосатых!

Он взял в ладони лицо жены: глаза Намико действительно сияли в темноте.

2