Акисада рассказал, как он потерял ногу, поведал о своих похождениях в качестве рядового японской армии, сражавшейся в Китае, и даже о том, как его обвинили в «неблагонадежности». Потом столь же прямо стал расспрашивать, что произошло с Эдано.
— И что ты думаешь теперь делать, дружище? — спросил гость в конце беседы. — Работать на американской авиабазе? Вот как? Ну что ж, пожалуй, правильно. В деревне сейчас делать нечего. Была бы у меня нога нормальная, — похлопал он себя по протезу, — я бы ни дня здесь не сидел. К чему тут руки можно приложить? Гнуть спину на Тараду? А на базе тоже есть неплохие парни, и надо, чтобы там было больше своих.
— Каких своих? — не понял Ичиро.
— Да таких, как ты. Настоящих парней. Я же тебя понял. Рассказывай о русских всем, кто захочет слушать. Амеко и власти все время кричат, что американские базы нужны, чтобы охранять нас от русских. Видал, что придумали? Пусть люди узнают правду.
Эдано пытливо посмотрел на собеседника.
— Ты коммунист? — спросил он.
— Нет. У нас в деревне коммунистов нет. На прошлых выборах почти все проголосовали по указке Тарады. Боятся его, да и народ темный. Ты ведь знаешь, какие тут все.
— Ты ошибаешься, — мягко возразил Эдано. — Я ещё плохо разбираюсь в обстановке. Можно сказать, заново знакомлюсь и, признаться, многого не понимаю.
— Да чего тут понимать? — повысил голос Акисада. — Возьми авиабазу. Земель деревни американцы не тронули, так наши сельчане отказались помочь соседям вместе протестовать. Нас не касается, и мы в стороне. Недаром все в округе наших быками зовут. Вот уж правда. Только и знают своё стойло да погонщика.
Акисада с досадой махнул рукой и стал подниматься. Ичиро вышел проводить гостя.
— Да, — спохватился он, — ты уж извини меня, я не спросил, чем ты сам занимаешься, как живешь.
Лицо собеседника помрачнело.
— Плохо живу. Кому я такой нужен, — снова хлопнул он себя по протезу. — Нанялся сторожем к Тараде, делаю всё, что прикажут. Живу в каморке, рядом с коровником. Твоя жена знает. Удавиться впору…
— Ну, это, дружище, последнее дело. Ты вот только ногу потерял, а сколько людей головы сложили. Будем надеяться на лучшее.
— На лучшее? — распалился Акисада. — А где оно? Кто его даст? Тарада? Американцы? Ты сам-то знаешь, где это лучшее? Молчишь?..
Немного успокоившись, Акисада тихо закончил:
— Извини, Эдано, я погорячился. Очень уж накипело… Мы ещё с тобой поговорим. Сайонара!
Ичиро долго стоял у дома, глядя вслед бывшему школьному товарищу. Акисада оказался первым, кто откровенно и смело сказал ему о своих думах. А он, Эдано, не мог ничего ответить ему. Надо самому разобраться. И от этого никуда не уйдешь…
Отец! Вот кто может помочь. А он даже ещё не написал ему. Хорош сын! Завтра же надо послать письмо.
— Ты чего здесь стоишь? — приоткрыл дверь дед. — Не юноша уже, чтобы звездами любоваться. Иди домой. Сэцуо не хочет спать, пока не поборет отца! — рассмеялся старик и уже озабоченно спросил: — Ну как? Пойдешь работать на базу?
— Пойду, завтра же! — решительно ответил Ичиро.
Но завтра на базу пойти не пришлось. Заболел Сэцуо, и Ичиро сидел, нервничая, около больного сынишки. Только дед был спокоен.
— Все дети болеют. Пока тебя вырастил, знаешь, сколько забот было? А у Сэттяма ничего серьезного нет — простудился немного. Я всё-таки хоть и немного, но разбираюсь в болезнях. Недаром мне здесь все верят.
Два дня мальчонка метался в жару, и только на третий день температура спала. Пожалуй, именно за время болезни сына Ичиро особенно остро почувствовал, что он отец.
* * *
В тот же день под вечер в дом Эдано вежливо постучал неизвестный господин. Одетый в европейский костюм, соломенную шляпу-канотье, он держал трость, как офицерскую саблю. Да и гражданский костюм плохо скрывал военную выправку. Спросив Эдано Ичиро, он потребовал с ним разговора наедине.
Скрывая недоумение, Ичиро пригласил его в дом.
Гость, извинившись за беспокойство, подал Ичиро визитную карточку, на которой значилось: «Фумидзаки Нобору, секретарь клуба «Соколы с потухшими сердцами».
Визитная карточка ничего не сказала Ичиро.
Господин Фумидзаки улыбнулся краями тонких губ и, доверительно наклонившись к собеседнику, начал излагать цель визита:
— Видите ли, Эдано-сан, поражение нашей горячо любимой родины в войне легло тяжким бременем на сердце каждого верноподданного. Императорская армия распущена, и это ложится черным пятном на историю нашего государства. Ни одно государство, тем более великое государство, те может существовать без армии. Вы согласны с этим, Эдано-сан?
Ичиро, внимательно слушавший гостя, только пожал плечами:
— Я недавно вернулся на родину, и мне ещё многое неясно. Да, признаться, не мне, недостойному, задумываться над судьбами государства. Пока что я, простите за откровенность, задумываюсь над судьбой семьи в это трудное, как вы сказали, время.
— Со, со! — согласился гость. — Всем нашим соотечественникам приходится тяжело. К прискорбию, мы потерпели поражение… Разрешите курить?
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Может, попробуете русскую папиросу?