Ветер богов

— Эх и кутнет сегодня лейтенант, — завистливо сказал часовой своему товарищу. — И как он не покалечится на этом «джипе», ведь на ногах иногда не стоит, а всё равно ездит сам.

— Зато других порядком покалечил, — хмуро отозвался второй часовой, закрывая ворота.

Когда Эдано шел с Сатоки домой, мимо них, со свистом рассекая воздух, пронесся черный лимузин, в котором на мягких подушках покачивался полковник Дайн. Он спешил на совещание в Кобэ, куда прибыл Уитни — начальник административного отдела штаба оккупационных войск. Отдел этот ведал отношениями с японским правительством, кабинетом министров, парламентом — короче говоря, всей внутренней и внешней политикой страны.

Полковник прекрасно знал это и недоумевал, зачем он, командующий авиабазой — чисто воинским соединением, понадобился вдруг этому политику в военном мундире

Назад Дайн возвращался раздосадованным. Он никогда не вмешивался ни в какие политические или административные дела. Его обязанность — в мирное время готовить солдат, а в военное — командовать ими в бою. А тут, оказывается, ему и его коллегам навязывают новую, совершенно несвойственную им роль.

Генерал Уитни, сделав подробный обзор положения в Японии, сказал, что не всегда они, американцы, смогут проводить в этой стране «политику большой дубинки» По словам генерала, каждый американец в Японии должен чувствовать себя посланником великой державы и проповедником «американского образа жизни» — самого лучшего в мире. Он посетовал на непонимание этой великой миссии многими американцами, одетыми в военную форму. Грабежи, драки и даже убийства японцев, увы, случаются чаще, чем хотелось бы. Объявленный командованием конкурс на лучшее подразделение, в котором не будет в течение полугода тяжелых нарушений дисциплины и венерических заболеваний, провалился. А этим незамедлительно воспользовались враги. Они будоражат благодарных американцам японцев, настраивают их против благодетелей. Положение становится нетерпимым.

В конце концов генерал предложил усилить контакты с дружественно настроенными слоями населения и вместе с демонстрацией мощи Штатов показать истинно американское радушие и гостеприимство. Для начала командование предложило на нескольких базах провести операцию, условно названную «Восходящее солнце», и широко разрекламировать её результаты.

Две недели Дайн и его штаб готовили грандиозное представление, которое должно было воодушевить их сторонников среди японцев, устрашить недругов, ошеломить и поразить всех и вся.

2

Накануне операции Дайн, окруженный ближайшими помощниками, сидел в отдельной комнате офицерского клуба базы. Обычно после кофе с коньяком полковник любил поговорить. В такие минуты он не оправдывая клички «наш чурбан». С его лица сползала гримаса холодной невозмутимости, и он расслаблялся, словно солдат, сменившийся с почетного караула.

Об этой своеобразной слабости полковника знали только самые близкие к нему офицеры и не упускали случая воспользоваться ею. В такие моменты легче всего было уладить какое-либо щекотливое дельце, сообщив о нём мимоходом; начальник, пораженный бациллой красноречия, не очень-то вникал в суть.

И сегодня кофе с коньяком и сигара оказали на полковника соответствующее воздействие. Дайн сидел, откинувшись на спинку кресла, задрав короткие толстые ноги на стол.

— Нет, вы только подумайте, до чего мы здесь дошли! — говорил он. — Становится непонятным, кто победил в войне, мы или японцы? Для чего наши парни гибли на Гвадальканаре, Лусоне и Окинаве?

Задав эти вопросы, Дайн осторожно сбил пепел сигары в большую морскую раковину и пристально взглянул на трех офицеров, которые подчеркнуто внимательно слушали своего начальника. Полковник не ожидал от них ответа. На свои вопросы он отвечал обычно сам.

— Мне повезло увидеть, как на линкоре «Миссури» японцы подписывали акт о капитуляции. Я помню рев наших «мустангов» и «летающих крепостей» во время победного парада над Токио. У меня дома, в Штатах, хранится авторучка, которой был подписан акт о капитуляции япсов, её мне подарил сам Мак. Мне сразу же предложили за неё хорошие деньги, но эта историческая реликвия будет вечно храниться в семье Дайнов. Я буду её показывать своим внукам, покажу и вам, когда вернемся в Штаты…

Подчиненные слышали об этой знаменитой ручке в сто первый раз.

Но они изобразили на своих лицах глубокий интерес к словам начальника.