Ветер из рая

Шашлычники так и торговали на прежнем месте, никто ими не интересовался: ни ОБХСС, ни ревизоры из края, ни народный контроль. Лишнее доказательство того, что у торговой суджукской мафии все схвачено.

Когда Синичкинстарший покупал там свой очередной обед, нацменшашлычник проговорил углом рта:

– Сегодня там же. В десять.

Ресторан «Волна» за час до закрытия выглядел почти так же, как двумя днями ранее – только очередь почти рассосалась (ждать стало безнадежно), а из форточек доносилась разухабистая песня, которую исполнил знаменитый эстонец Яак Йоала: «Я рисую, я тебя рисую, я тебя рисую, сидя у окна! Я тоскую, по тебе тоскую!..»[21]

Швейцар узнал его (хорошая память на начальство – обязательное условие преуспеяния на подобной должности). Предупредительно распахнул дверь: «Добро пожаловать!»

Тот же мэтр проводил его в тот же, что и вчера, кабинет. Но сидел там совсем другой человек.

В первый момент опер не мог поверить в свою удачу.

* * *

Синичкинстарший вошел в полутемный кабинет при ресторане и сразу понял, что он пропал.

Не в том смысле, что оказался на пороге разоблачения – в себя и свою легенду он верил, как никогда раньше. Но беда заключалась в том, что дама, которую он увидел в ресторанном бархатном закуте, явно и очевидно привлекла его как мужчину. Он подобных женщин, прямо скажем, раньше не встречал – и не ожидал здесь увидеть.

Конечно, еще в Москве он знакомился с объектами будущей разработки. И оперативное дело, открытое на Беллу Табачник, листал. И фото ее видел. По карточке в деле узнал даму мгновенно: то была сама заведующая Суджукским трестом ресторана и столовых, организатор и вдохновитель преступного южного синдиката, связанного с общественным питанием, гражданка Табачник Б. Ю. Она 1940 года рождения, стало быть, старше его на семь лет: ей сейчас сорок один, ему тридцать четыре.

Трудиться Белла начала в семнадцать лет посудомойкой в кишиневском ресторане. Затем вышла замуж: супруг был непростой, капитан дальнего плавания в отставке, старше нее более чем вдвое, если не втрое. В курортном Суджуке у него оказался свой дом, она переехала вслед за благоверным сюда и стала делать карьеру по ресторанной линии. Муж сильно пил и довольно скоро умер. Злые языки говорили: «Заездила молодуха старика!»

Но как бы то ни было, сама молодуха чувствовала себя прекрасно. Закончила заочно Плехановскую академию, в двадцать пять лет стала директором столовой, постепенно, но быстро доросла до заведующей городским трестом. Сейчас – член бюро горкома партии и член горсовета. А одновременно – создательница, организаторша и руководительница преступной схемы, в которую оказались вовлечены все без исключения работники суджукского общепита. Каждый из них, начиная от повара в курортной столовке, тех же шашлычников на набережной и официанта в ресторане, обсчитывал, недовешивал, недовкладывал – а часть из своих прибылей отдавал наверх: завпроизводством, директору столовой/ресторана. А затем все директора всех местных точек общепита несли дань гражданке Табачник в обмен на покровительство, снабжение и защиту перед законом. Простая, но неприглядная и противная схема.

Однако странно было видеть, что дама, всю эту паутину завязавшая, оказалась столь хороша собой. И чернобелый снимок в деле, рисовавший женщину, безусловно, красивую и властную, не мог передать все ее очарование и магнетизм. Она была ничуть не похожа на торгашку, каковых немало повидал и по служебной надобности, и в частной жизни Синичкинстарший. Никакой вульгарности: ни толстых пальцев, унизанных дутым золотом с каменьями, ни прическихалы, ни обрюзгших щек и век. Напротив, на него смотрели черные глубокие миндалевидные, чуть раскосые глаза – видать, ктото восточных кровей оказался в числе ее предков (об этом в деле не говорилось ни слова). Ни единой буквой в документах не были отмечены, естественно, ни ее тонкие длинные пальцы, которые более подошли бы пианистке или поэтессе, ни свежий эффектный маникюр, ни модная столичная стрижка. Всплыло только воспоминание – наверное, из дела, откуда же еще, – что мастерапарикмахера Тимофея Поддубровцева Белла перетащила в Суджук из самой Москвы, соблазнив частным домом с видом на море и гонорарами, которые втрое превышали его заработки в столице.

Но главное, главное – глаза дамы смотрели на него магнетически; она, несомненно, знала толк в соблазнении и теперь явно рассматривала опера под прикрытием как свою очередную жертву.

Впрочем, разве не было ему это на руку? Не того ли добивался Синичкин – стать своим в преступной организации южного общепита? Самый надежный и успешный способ войти в доверие – любовная, постельная связь? Но как бы тут самому не увлечься, не превратиться в слишком своего, не перейти на сторону противника!

Впрочем, самоуверенно решил опер, в ходе своих прошлых заданий он всегда в нужный момент мог включить ясную голову – получится и в этот раз. Хотя фигурантка, объект разработки (он осознавал это), его влекла, ох как влекла!