– Ну, рассказывай, – промолвила она глубоким бархатным голосом, жестом приглашая Синичкина занять место против нее. Он не спеша присел, достал из кармана пачку «Мальборо», вынул сигарету, размял, прикурил от зажигалки «Зиппо». Она глядела на него усмешливо. Он подвинул к себе пепельницу – Синичкин сознавал свою мужскую силу, красоту и был почти уверен, что Белла тоже запала на него. Выпустил в сторону длинную струю дыма. Сказал:
– Чудный у вас городок. Хотелось бы бывать тут почаще.
Глаза его говорили другое – произнося «бывать тут», он имел в виду в теле и в сердце собеседницы.
– Это как кому повезет, – хрипло усмехнулась хозяйка. Она тоже, кажется, подразумевала не только южный город.
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – в тон ей кивнул опер и продолжил: – Впрочем, я не только на Сочи, но и на Суджук согласен. Поэтому имею идейку, как одно дельце обустроить, чтобы и вам профит иметь, и мне местечко у теплого моря найти. А то ведь я живу на широте того самого Сочи, – повторил он известную присказку, – зато на долготе Колымы.
– Это где ж?
– Владивосток. Городтруженик, городгерой. Говорят, когда у нас Хрущев побывал, решил нас в советский СанФранциско превратить. Очень ему город понравился. Поэтому первым делом он с владивостокцев северную надбавку снял.
– Хватит балаболить. Дело излагай.
– О деле я уже докладывал уважаемому Семену Аркадьевичу. Повторю. Могу поставлять вам икру красную и другие океанические рыбопродукты. В любых количествах. О цене, думаю, договоримся.
– Я тебя поняла, – кивнула она. – Ты мальчонка, вижу, шустрый. Окейчик, давай с тобой выпьемзакусим, и ты мне все с чувством, с толком, с расстановкой изложишь.
Слушались Беллу здесь беспрекословно.
Явилась возрастная официантка. Хозяйка попросила принести бутылочку коньяка ОВ, сациви и долму.
– Что тебе? – переспросила она у опера. Обращение на «ты», привычное для советского начальника в сторону подчиненного, сейчас, в ее исполнении, звучало иначе: скорее, интимно, даже многообещающе.
Тому страшно надоел шашлык, и он попросил принести рыбное: «Чтонибудь из даров вашей замечательной бухты. Кефальки или там ставридки». Официантка на мгновение смешалась – видимо, в меню ресторана рыбные блюда не значились. Но Табачник молвила безапелляционно: «Пусть сделают».
Они переместились за журнальный столик – Белла Юрьевна расположилась на диване, Синичкин сел в кресле.
Он представил, какой переполох поднялся на кухне после его желания съесть рыбное. Но его заказ – а точнее, веление Табачник, исполнили! Не скоро, правда, но тем не менее. Уже принесли и коньяк, и сациви, когда наконец явилась жареная рыба.
В разгар трапезы в кабинет без стука заглянул Аркадий Семенович. Ему (опер сразу понял по лицу) крайне не понравилось, что заезжий гость столь быстро стал «васьвась» с самой хозяйкой, но он постарался не подать вида – подошел к Белле, пару слов ей на ушко прошептал.
– Я так и думала, – вслух сказала она. – Действуйте, как договорились. Прием должен пройти по высшему разряду.
Закончили трапезничать за полночь. Ресторан давно закрылся, но официантка беспрекословно выполняла все прихоти хозяйки – а попробовала бы она иначе! Наверняка и на кухне повара несли свою вахту, и бармен тоже.
Искорки между Синичкиным и Беллой проскакивали, но он не торопил развитие событий.
Наконец она сказала:
– Пойдем, отвезу тебя домой. Где ты живешь?
– На Средней улице, номер дома не помню, но могу показать.
Они сели в белую «Волгу» – руководителям такого ранга полагалась черная, но, видимо, курортному краю по случаю жаркого климата сделали послабление. Она устроилась с ним рядом на заднем сиденье, и он вспомнил, как вез на мыс Чуркина владивостокскую Дину.
Но сейчас и он, и она держали дистанцию.
– Сколько я должен за ужин?
– Ах, оставь! Считай, что я тебя угостила. В счет будущих барышей.
Когда подъехали к его домику на Средней улице, он взял ее руку, поцеловал. Кажется, ей это понравилось – как и то, что он не стал проявлять более плотных мужских поползновений.
С этого дня начался их роман. Во всяком случае, она его всегда отсчитывала именно с той даты.
Синичкинстарший никогда ни о чем ее не выспрашивал. Однако оттого, что они часто бывали вместе, сами собой на его глазах выстраивались связи, проявлялись нити.