Ветер из рая

По горизонту порой проходили траулеры или грузовые суда. Деятельно спешили «Кометы» в сторону Сочи и назад, к Южнороссийску. Иногда неспешно трюхали прогулочные и пассажирские катера – в ту пору из Суджука можно было доплыть на катере или на «Комете» до Южнороссийска или Абрикосовки.

Опер собирал плавник, разжигал костер. Выброшенная на берег древесина, прокаленная солнцем, разгоралась хорошо, отдавала свое тепло долго. На импровизированном мангале на самодельных шампурах жарил мясо. Подавал с помидорами на тех же картонных тарелочках, что пользовали ухари на набережной.

Белла восхищалась его мясом. Смеялась: «Хочешь, я тебя в шашлычники возьму?»

Плавала она (как и он) прекрасно. Не так, как плещется большинство, саженками, а настоящим спортивным кролем. Сказала: как переехала в Суджук, специально уроки брала на водной станции – и плавания, и прыжков в воду.

Они устраивали километровые заплывы, уходили в море далекодалеко. Однажды она сказала мечтательно: «Вот так бы и в Турцию усвистать». – «Выловят твои друзьяпограничники. Да и далеко отсюда до Турции, не доплывешь. Надо откуданибудь из Батуми стартовать или из Сухуми на худой конец».

Иногда Белла устраивала аттракцион: прыгала в море с высокой четырехпятиметровой скалы. Он с удовольствием смотрел, как она отталкивается, в воздухе вся раскрывается, а потом складывается, переворачивается и входит в воду почти без брызг. Тело у нее было слегка оплывшее – сказывалась сидячая работа и качественное питание – но еще довольно крепкое и тренированное.

Синичкин повторял ее прыжки с высоты, но не рисковал лететь «головкой», шагал со скалы «ножками».

После дальних заплывов они день напролет жарились на солнце. Она временами засыпала и просыпалась, чтобы снова выпить или притянуть его к себе. Наслаждалась одиночеством; тем, что не заходят в кабинет беспрестанно сотрудники или посетители, не звонит телефон (мобильники тогда еще не изобрели!), не надо снова и снова заниматься своим разветвленным торговым механизмом.

И вот однажды, после прекрасного выходного, который провели в бухточке у скал, они вернулись в Суджук. Колян привез их к молу, набросил причальный конец на кнехт, притянул катер. Почтительно подал руку, помог ей выпрыгнуть на пирс. Следом скакнул опер.

– Остатки всего можешь взять себе, – царственно указала Белла Юрьевна Коляну. – Одеяло к следующему разу почисти, проветри.

Катер отвалил в сторону своей спасалки, а они пошли по молу: пьяные, влюбленные, счастливые. Она висла на его руке и прижималась к нему грудью. Сытое умиротворенное выражение ее лица не оставляло ни малейших сомнений в том, чем они весь день занимались.

Опер заметил эту дамочку сразу. Определил, отвел взгляд, отвернулся.

Она стояла на молу в ожидании катера: «Посмотрим на закат солнца в ясной воде Суджукской бухты!» Женщина, черти б ее взяли, сразу его узнала – выпялилась на него так, словно готова была проглотить.

Они с Белкой прошли мимо; та прислонялась к плечу, ласкалась, чтото шептала в ухо.

А глазела на парочку некая Валентина, большая подружка Люси и их соседка по подъезду в Коломенском. Он прошел мимо – естественно, не реагируя.

Однако Валентина, дурында, совсем у нее мозги от южного солнца набекрень, последовала за ними, а потом оббежала парочку по краю пирса, развернулась и пошла навстречу. Закричала:

– Семен! Семочка!

Что ему оставалось делать? Посмотрел непонимающе, отстранил:

– Вы что, гражданка?! Вы меня с кемто перепутали.

Обогнул, проговорил Белле с возмущением:

– Ненормальная какаято!

Однако эта неожиданная встреча имела продолжение.

Павел Синичкин Наши дни

Самое интересное, что я, несмотря на мои (тогдашние) семь лет, эту историю запомнил.

Сначала мама с тетей Валей громко разговаривали на кухне. Они выпивали коньячок, закусывали сыром. Соседка хвасталась черноморским загаром – но при этом вид имела чрезвычайно загадочный, как будто она разведчик в тылу врага, типа Штирлица в ставке фюрера или Шарапова в недрах банды Горбатого.

Потом они прогнали меня из кухни, закрыли дверь, но тутто я, естественно, – вот откуда произрастают мои способности частного детектива! – особенно обостренно стал прислушиваться. Не все дослышивал и многое, в силу возраста, недопонимал, но до меня долетал возбужденный рассказ соседки:

– …и ты представляешь? Он! Твой! Идет в обнимку с какойто лахудрой! На пирсе! В Суджуке! Я ему: «Семен!» – а он: «Я вас, гражданка, не знаю!» Мол, отвалите! Так и прошел мимо!

Мама чтото возражала, а тетя Валя уверяла:

– Да он это, он! Богом клянусь! Зуб тебе даю! Сто процентов!

Я сразу понял, что речь идет о папе. Только не знал диковинного слова «лахудра», и мне, по малолетству, причудилось, что это какоето водное млекопитающее, типа морской коровы.

Я потом спросил у мамы, что слово значит. Она нахмурилась, переспросила:

– Где ты это слышал?

– Тетя Валя говорила.

– Ах, Валя! Да, лахудра – значит очень плохая женщина. Только ты этого слова больше не повторяй и никого им не обзывай.