Опер пошел на стоянку такси на улицу Советов, Гремячий – на троллейбус до железнодорожного вокзала. Ему, в отличие от Синичкина, неподотчетных средств на оперативные нужды не выделяли, только командировочные.
Синичкинстарший не знал, когда ему в голову пришло то окончательное решение. Возможно, когда он возвращался на такси в Суджук из Южнороссийска и портовый город вместе с бухтой светил ему с правой стороны мириадами огней.
Еще на полпути он переменил адрес и сказал, чтобы водила привез его прямо к дому Беллы Юрьевны.
Вышел. Было темно. Забарабанил в калитку. Только ему дозволялись подобного рода вольности. Любого другого своего подчиненного или контрагента «стальная Белла» в клочья бы разорвала.
Она открыла, испуганная, в халатике и бигуди. Лицо расплылось в улыбке: «О, Петя! Ты что так поздно? Чтонибудь случилось?»
– Случилось. Надо поговорить. Срочно.
– Заходи.
– Нет, только не дома. Одевайся и пойдем погуляем. Разговор серьезный.
Белка схватывала все на лету, дважды объяснять не требовалось. Особенно когда речь заходила о разных стремных вещах, иначе б не стала преступной руководительницей столь высокого полета.
Спустя пятнадцать минут они прогуливались по суджукской набережной.
– Белла Юрьевна, под тебя копают, – выговорил «Зверев». – И скоро всех нас здесь будут брать.
– С чего ты решил? Откуда знаешь? – нахмурилась Табачник.
– Поверь мне: информация точная, сто процентов.
– Не может быть! У меня на уровне края в ОБХСС, да и в МВД все схвачено.
– Это из Москвы идет.
– Я позвоню Мендрицкому. – Эту фамилию Синичкин хорошо знал: один из замов министра внутренних дел.
– Я не думаю, что он сможет чтото сделать. Копают, как я слышал, из другого ведомства.
– Тыто откуда знаешь? Кладовщик из Владивостока!
– Поверь мне, знаю. Иначе б промолчал. И просто уехал.
Она остановилась, развернулась к нему лицом, проговорила раздумчиво, как бы про себя:
– А ведь меня предупреждали, что ты у нас тут появился не просто так…
Он не стал опровергать – наоборот:
– Считай как хочешь. Но разговаривая об этом с тобой, я нарушаю все законы. И присягу.
– Почему ж ты это делаешь?
– Да потому, что влюблен. И мне тебя жалко.
– Да? И что же ты предлагаешь?
– Бежать.
– Бежать? Куда?
– Страна большая. Уедем в Сибирь, поселимся гденибудь на заимке. Я думаю, денег у тебя хватит – на первое время. На второе тоже.
– Нет, я не хочу! Коротать жизнь гдето в избе, с удобствами на улице? Нет, это не по мне.
– Лучше тюрьма?
– Давай рванем за бугор.
– У нас граница на замке: как ты понимаешь, от тех, кто хочет из Союза выбраться, а не наоборот. Убежать отсюда – один шанс из тысячи, как в старом фильме говорилось.
– Но я готова рискнуть. Как Горький писал? Лучше один раз напиться свежей крови, чем всю жизнь питаться падалью.
Спустя неделю импозантная пара поднималась с пирса в Южнороссийске по трапу теплохода «Таврида»: оба во всем импортном, в темных очках, лет на вид под сорок или чуть за сорок, с парой чемоданов.
Неделя у них ушла, чтобы закруглить все дела. Перевести рублевые накопления в золото, камни и валюту: доллары и западногерманские марки. Не брезговали даже марками финскими и французскими франками, и так как покупали срочно, то по курсу вместо обычного один к трем – один к четырем или даже к пяти[22]
.Искали подходящий круиз. Черноморские в ту пору отправлялись из Южнороссийска или Сочи едва ли не каждый день, но путевки, разумеется, были распроданы. Вдобавок Белла хотела непременно первым классом: ей казалось, что при подобной стартовой позиции удастся легче осуществить задуманное.
Их интересовал короткий участок пути в районе Сухуми – Батуми, когда судно оказывалось поблизости от турецких берегов. Однако, чтобы не вызывать подозрений, путевку добывали на весь рейс.
Теплоход шел из Южнороссийска напрямую в Сухуми, без остановки в Сочи. Затем был Батуми, а потом, на обратном пути, Сочи, Евпатория, Ялта и Одесса. И обратно в Южнороссийск. Пришлось еще дать на лапу, чтобы позволили одну каюту занять парочке, не расписанной в загсе: советская власть строго блюла семейную мораль.
Синичкин в силу профессии знал о случаях, когда беглецы из советского рая учесывали морским путем. Их было немного. Впрочем, это если считать случаи удавшиеся. Никто, ни одно ведомство, ни КГБ, ни МВД, не ведало в точности, сколько было неудачников: выходил гражданин в море на утлой лодочке или вплавь, прыгал с борта теплохода, какимто чудом обманывал погранохрану – но потом не добирался до благословенной западной земли, тонул или помирал от обезвоживания или истощения. Или его пристреливали погранцы, но никаких докладов наверх во избежание последующей бучи и проверок не делали.
Те, кому удавалось, – становились (на короткое время) звездами «вражеских голосов», давали интервью или книги писали.