Потом, дня через два или три, мама вдруг собралась и кудато уехала. Отсутствовала, наверное, неделю или больше, и я жил на съемной даче с бабушкой.
А позже, когда она вернулась и забрала меня с дачи, снова приходила соседка тетя Валя. Опять они с мамой на кухне распивали коньячок с лимончиком, но теперь в основном рассказывала мама и при этом плакала.
Примерно та же история, но с несколько другими вариациями была поведана другой маминой подружке, тете Зине. Помню еще, что и тетя Валя, и тетя Зина временами мамин рассказ прерывали. Утешали ее, когда она принималась плакать, или отпускали комментарии навроде: «Какой подлец!.. Негодяй!.. Я бы на твоем месте так ему и вмазала!..»
Приведу это мамино повествование так, как я тогда подслушал.
«Приехала я, значит, в Суджук. Пошла на квартирную биржу: там, где жилье арендуют. Нелегально сдают, конечно. Сначала, разумеется, сама заселилась – приличная такая комната, двести метров от моря, и хозяйка очень радушная, разрешила мне на кухне своей летней готовить вместе с другими постоялицами и тазик дала для постирушек. А потом я снова на ту биржу вернулась и стала всем маклерам, которые жилье сдают, фотографию Семена показывать. И один из них говорит: “Да, я этого мужчину знаю. Он жилье тут искал и теперь в одном частном доме на улице Средней проживает”. “Покажи!” – говорю. Он мне сразу: “Это денег будет стоить”. Там, на юге, вообще все ужасно дорого, дерут за каждый шаг. Деревянный топчан на пляже рубль в сутки стоит, представляете? А поллитровая баночка с абрикосами – полтинник! Короче говоря, пообещала я его отблагодарить, он меня повел и дом, где якобы живет мой благоверный, показал. Здесь, говорит. Ну я смотрю: калитка закрыта, хатка тоже, никого. Но во дворе на веревочке плавки Семины сушатся! Представляете? Я их сразу узнала! Он еще хвастался, что гэдээровские, экспортные! – Мамочка у меня всю жизнь путала экспорт и импорт. – Тогда я стала ждать. Там напротив, через улицу, заброшенный участок оказался, я туда перелезла, постелила носовой платок на камень и сижу. А уже вечереет. Но что делать, надо сидеть, ждать, раз приехала. И вот время шло к полуночи – он появляется. Да в каком виде! Подъезжает, значит, к калитке “Волга” белая, но не такси, а персональная. На переднем шофер. А на заднем сиденье – мой, в натуральном виде. И рядом с ним прошмандовка какаято! Останавливается персоналка перед его хаткой, и они там, внутри машины той, представляешь, взасос целуются! И долго сидят, лижутся! Потом мой выходит, а она, фьють, на персональной своей машине уезжает! Я, конечно, к нему кинулась. Ругала его повсяческому. Это что, говорю, твоя командировка называется? Это ты так теперь деньги зарабатываешь?! С девками на лимузинах?! А он начинает, – тут мама оба раза понижала голос, почти до неразличимого шепота – “Да, Люся, ты не понимаешь, это оперативное задание, я здесь, типа, под прикрытием работаю, и все, что я делаю, так надо в интересах службы!” А потом говорит: “Ты меня демаскируешь, уезжай, типа, немедленно, если я изза тебя провалюсь и особое задание провалю, то меня не то что разжалуют – под трибунал отдадут”. И сам не то что приласкать или поцеловать – наоборот, ушел в дом, калиткой хлопнул, только я его и видела. В общем, после такого я твердо решила: подам на развод. Хватит! Попил он у меня кровушки. Я и в Суджуке том больше ни на день не осталась. Пришла утром к квартирной хозяйке, говорю: обстоятельства неодолимой силы, разрываю контракт. И уехала в Южнороссийск. Там хоть и город портовый, зато жилье не в пример дешевле, и фрукты на базаре меньше стоят, и овощи. А купаться на тамошнюю косу ездила, на катере – считай, не порт, а практически чистое море. И еще я там такого кадра встретила…» – тут мама совсем понижала голос.
Вот так: мама всетаки видела отца на один раз больше, чем я.
Только никакой радости ей это свидание не принесло.
Синичкин старший
1981 год
Белка готова была его взять на работу шашлычником – но у «Петра Зверева» была своя стезя: не все же смазливую бабенкуруководительницу обслуживать.
Они договорились: вагонрефрижератор одной лишь красной икры для нее слишком много. Бочки с икрой решили дополнить красной рыбой, крабами, диковинным (для европейской части Союза) гребешком.
Он еще раз полетел во Владивосток – переговоры, которые ему предстояли, по телефону, тем более междугороднему, вести было никак нельзя.
В этот раз, его надоумили местные, путешествовал через Краснодар. Прямого сообщения с Владивостоком с югов России не было, приходилось лететь транзитом. Однако из кубанской столицы в «столицу мира и социализма» уходили восемь рейсов Ту134, а там на такси перескакиваешь из Внукова в Домодедово по почти пустому МКАДу и летишь на Дальний Восток. Когда транзитный билет, легко оперировать рейсами: не успел на один, посадят на другой.