Ветер из рая

Григорий Инжеватов, как нам стало известно, является уроженцем нашего города. В 2014 году он был осужден на двенадцать лет лишения свободы за участие в групповом разбойном нападении, которое повлекло за собой смертельный исход. Инжеватов отбывал наказание в колонии строгого режима, однако в 2022 году завербовался для участия в боевых действиях. Был ранен, находился на излечении. Впоследствии Инжеватова помиловали, и он в сентябре 2023 года вернулся в родной Суджук. Данных о том, чем занимался в городе все прошедшее с тех пор время, нам найти не удалось. Официально жены и детей у него не имеется. Родители скончались в 2016 и 2017 годах.

По факту смерти Инжеватова возбуждено уголовное дело, причины его гибели установит следствие».

– Этот более похож на участника боестолкновения, – заметила моя помощница, – нежели шестидесятислишнимлетний киномеханик.

– Похоже, ты права. Но в жизни бывают разные чудеса. Надо учесть к тому же, что гражданин Олсуфьев, скорее всего, пребывал в Суджуке в то же время, что и мой отец. И моя, гхм, мачеха Белла – в восемьдесят первом году.

– Одновременно с ним там пребывали десятки тысяч людей, – меланхолически заметила моя спутница, – а если считать курортников, то все сотни.

– Пожалуй, я пойду вздремну, –  сказал я, –  чтото меня накрывает. Тридцать шесть часов без сна многовато будет.

– Моя бабушка говорила: не ложись голодным, а не то цыган приснится.

– А у нас есть что поужинать?

– Имеются бомжпакеты, –  предложила Римка, подразумевая растворимую лапшу. –  Или могу сделать яичницу.

– Давай яишню.

После яичницы, да из трех яиц, да с колбасой, да посыпанной тертым сыром, глазки мои совсем стали закрываться. Я обнял Римку:

– Пойдем, расскажешь мне сказку на ночь.

– Ноно, руки прочь! – Она оттолкнула меня.

Пришлось одному забираться на перину с никелированными шарами.

Бессонная ночь в дороге сказалась. Через минуту я спал, не успев даже выключить свет.

* * *

Меня разбудил какойто знакомый звук. Даже два, раздавшихся почти одновременно. Я взглянул на часы. Ровно восемь.

Я чувствовал себя совершенно выспавшимся, бодрым и освеженным.

Звуки оказались сигналом пришедшей почты. Они донеслись почти синхронно из мобильника и ноутбука. Вчера я так хотел спать, что не сообразил отключить сигналы оповещения. Зато заботливая Римка подтащила оба аппарата к моему изголовью и поставила каждый на зарядку – чего я тоже не сообразил сделать.

Через минуту я будил мою спутницу на тахте. Она спала совсем голой – не потрудилась купить на Суджукском базаре пижамку или ночнушку. Правда, плотно оказалась укутана в стеганое одеяло, только ножка обнажилась по самое бедро – к утру в нетопленый дом заполз холод.

– Смотри, письмо от отца! –  растолкал я ее.

– Он жив! –  радостно воскликнула она и села в кровати, натягивая на грудь одеяло.

– Трудно сказать с уверенностью, –  вздохнул я.

Письмо гласило следующее: «Раз ты получил это письмо, мой любезный Пашенька, значит, я не сумел отменить его отправку. Поэтому вряд ли жив и здоров. И если ты вдруг не знаешь, где я, не ищи меня. Не надо. Я хорошо пожил. И в самом деле: хватит. Пора и честь знать.

Но если ты посмотришь приложенное видео и выполнишь содержащиеся в нем условия, у тебя, кажется, появится хороший шанс отомстить за меня. И вообще восстановить справедливость – если не в мировом масштабе, то хотя бы в одном городе и крае. Внимай».

Я немедленно, прямо сидя на кровати у Римки, запустил видеофайл.

На экране вспыхнуло изображение. Это была вторая жена моего отца Белла Табачник – насколько я помнил ее по батиным фотографиям. Вот только на всех фото, даже на тех, где ей восемь десятков минуло, она старалась выглядеть если не секси, то хотя бы привлекательной: великолепная улыбка в тридцать два искусственных американских зуба, причесочка, макияж. Вдобавок элегантное платье, украшения, маникюрчик.

Однако сейчас передо мной предстала настоящая развалина. Поистине старость никого не красит, а дыхание смерти рано или поздно опаляет всех.

Прически у нее не оказалось никакой, почти обрамляли голый череп несколько седых слипшихся волосков. Исхудалое тело прикрывало чтото вроде бумазейного рубища в игривый цветочек. Изпод хламиды торчали костистые ключицы. Верхние ребра просвечивали сквозь синеватую кожу.

Рядом с кресломкаталкой стоял кислородный баллон с маской, к которому вторая жена отца время от времени с наслаждением прикладывалась.

Интерьер за ее спиной выглядел не казенным больничным, а скорее домашним – наверное, того самого коттеджа под СанФранциско, где они с папаней жили. Высокое французское окно выходило в сад, где покачивались чужеземные вечнозеленые ветви.

– Петруша, мальчик мой, – проговорил этот живой скелет, – хочу тебе поведать мою последнюю тайну. Сейчас, пока я одна и мне никто не мешает. Ты в командировке, Джим придет переодевать и кормить меня к обеду. Значит, смогу спокойно, без помех высказаться.