Ветер из рая

Надо отдать женщине должное: несмотря на тяжелую болезнь, голос ее звучал глубоко, бархатно и, можно сказать, сексуально. Даже наблюдая мачеху в подобном виде, можно было понять отца, который некогда напрочь потерял от нее голову.

Мне вдруг пришло в голову, что я никогда не видел вторую жену папани живьем – и теперь уже не увижу. Даже на видео она предстала передо мной впервые. Такое впечатление, что она от меня пряталась или папаня ее скрывал.

– Сорок с лишним лет назад, перед нашим с тобой бегством из Суджука и из Союза, я коечто там оставила важное. Нечто я там прикопала.

Она болезненно закашлялась и кашляла очень долго, мучительно. Потом, как за спасательный круг, схватилась за кислородную маску и с жадностью сделала дватри вдоха.

– Но то, что там лежит, это не только бриллианты. Однако оно в какомто смысле ярче любого бриллианта… Коекого может напрочь ослепить… Когда ты обнаружишь клад, то сначала, может, подумаешь, что внутри молоко или нечто, связанное с началом новой жизни, но нет, там присутствуют свидетельства ее конца… Ладно, хватит намеков. Как бы там ни было, я думаю, тебе будет очень интересно это откопать и рассмотреть. Даже сейчас, сорок с лишним лет спустя. Итак, вот тебе план. Где конкретно мой тайник расположен.

Снова приступ кашля, а потом вдыхание кислорода.

– На Сухумском шоссе, на въезде в Суджук со стороны Туапсе, имеется большая гранитная стела с бетонными буквами в честь нашего любимого городка. Я недавно смотрела в Сети панорамы, она до сих пор там, на месте. Большевики строили на века! – Она рассмеялась и опять начала кашлять, а потом ненасытно припала к маске. – Так вот, если стоять лицом к городу и от самой стелы идти перпендикулярно шоссе направо, – она сделала жест, – то ровно через сто пятьдесят моих шагов ты увидишь большой валун. Я лично при помощи одного человека прикатила его тогда на то самое место. И под ним, гдето на глубине одного метра, зарыто оно, то самое сокровище.

Она отдышалась.

– Ты спросишь меня, Петруша, почему я раньше тебе о нем ничего не рассказывала? Да потому, что сама не могла поехать в Россию, с меня так и не снята та давняя судимость, поэтому встречаться с отеческой Фемидой я никак не хотела. Но тыто, скажешь, мог по моей наводке отправиться туда раньше? С тебято судимость снята. Но я не хотела, чтобы ты бросал меня. Даже на время. И не хотела, чтобы с тобой на нашей Родине чтонибудь случилось. А теперь мне все равно. Я ухожу первой, и что будет в этом мире после меня, уже меня не заботит. Итак, мой дорогой, запомни: от бетонной стелы «СУДЖУК» на Сухумском шоссе направо. Строго перпендикулярно дорожному полотну сто пятьдесят моих шагов – а мой шаг тогда составлял семьдесят сантиметров, я замеряла. Значит, через сто пять метров – есть там валун или его унесли, неважно – надо копать. И на глубине одного метра ты обнаружишь это.

Последние предложения дались Бэлле без приступов кашля. Но видно было, что говорит она из последних сил. Женщина в изнеможении откинулась на подголовник инвалидного кресла. На лбу у нее выступили крупные бисеринки пота.

– Пока, мой дорогой, – пробормотала она. – Люблю тебя. – Она протянула руку и выключила камеру, навсегда уходя из нашей с Римкой жизни.

* * *

Я отправился в дощатый садовый душ. Пусть на улице дубак, не больше десяти градусов, и вода прогреется только к концу процедуры, я не мог больше ходить немытым. Всетаки двое суток (и более полутора тысяч километров) минули с тех пор, как я вышел из своей квартиры на столичной Перовской улице, и я сам чувствовал запашок от собственного тела.

Вдобавок (и это, конечно, подтверждают исследования вездесущих британских ученых) водные процедуры сильно способствуют мыслительному процессу. У меня, во всяком случае, это так.

Я докрасна растерся махровым полотенцем, поменял футболку, надел свежекупленную рубашку и вернулся в дом.

Спутница моя тоже приоделась в новенькие шмотки – легинсы, тунику – и накрыла более чем скромный завтрак из остатков приобретенных вчера продуктов.

– Выходит, отец твой здесь чтото нашел? – вопросила Римма. – Клад из прошлого? А они, гады Олсуфьев и Инжеватов, отобрали у него это?

– Он, наверное, так просто не дался: вспомни судьбу Инжеватова.

– Да, ты прав.

– Все равно чтото здесь не так. Не сходится. Давай, моя дорогая Римма, поедем туда, к той самой стеле «СУДЖУК» и по ходу дела сориентируемся.

* * *

Пока мы с Римкой трапезничали на терраске домика, мне пришло еще одно письмо. Ах, Саня Перепелкин, верный дружбан и неоценимый помощник! Пусть он полковник и теперь служит в центральном аппарате министерства – все равно споро откликается на мой вопль о помощи – порой кажется, что отставив все дела.