Ветер, кровь и серебро (СИ)

Со временем глаза привыкли к темноте. Джеймс не взглянул на мать — он смотрел вперёд, не двигаясь и почти не моргая. Жути нагоняли не только тени, но и его разномастные, будто остекленевшие глаза. О чём он так задумался, что не обращал внимания абсолютно ни на что? Какие тревожные, тяжёлые думы могут одолевать ребёнка, которому ещё не исполнилось четырёх? Желая успокоить в первую очередь саму себя, Кристина осторожно коснулась его плеча. Мальчик даже не вздрогнул.

— Джеймс? — позвала она. — Джеймс, пора спать.

Он не отозвался.

— Джеймс, милый, уже поздно, — постаралась улыбнуться Кристина. — Тебе не кажется, что пора ложиться?

— Нет, — покачал головой мальчик. — Я не хочу.

Против этого «я не хочу» доводов никогда не было.

Кристина вздохнула, подвинулась ближе к сыну и приобняла его за плечи. Лишь тогда он очнулся, часто-часто заморгал, повёл плечами и отшатнулся, будто испугался её прикосновения. От этого стало попросту больно, но она не подала виду.

— Ладно, если не хочешь, чтобы я тебя трогала, я не буду. Но, может, всё-таки пора спать, а?

— Нет, не пора.

— Тебе снятся кошмары? — Он покачал головой. — А в чём тогда дело? Ты расстраиваешь меня, зайчонок.

— Ну и что? — совершенно равнодушно отозвался Джеймс. — Мне всё равно. Уйди.

Кристина замерла, стараясь сдерживать себя, однако ей уже хотелось прикрикнуть на него. Она редко позволяла себе повышать голос на сына, но сейчас… Обида, злость, недоумение, возмущение загорелись в душе и потребовали срочного выхода, до боли раздирая грудь.

Ему всё равно.

Каждый раз, стоило ему сказать что-то такое, Кристина вспоминала времена, когда Джеймса ещё не было на свете. Тот день, когда она узнала, что беременна, перевернул её жизнь. Поначалу она не поверила: у неё была сильная задержка лунной крови во время войны, как утверждали лекари, от сильного эмоционального напряжения и потрясения, и мысль о том, что она может ждать дитя, показалась ей нелепой.

Но, что бы она ни думала себе, ничего не изменилось: несмотря на все свои опасения и догадки, Кристина забеременела, и эта новость была встречена ей далеко не с ликованием. Она испугалась. Испугалась за себя и ребёнка, испугалась грядущей боли и небывалой ответственности, которая всегда падает на плечи женщины, становящейся матерью. Но Кристина прекрасно понимала, что им с Генрихом нужен наследник, который примет Эори в законное владение после её смерти — и тогда род Коллинзов не вымрет, не сольётся с родом Штейнбергов окончательно.

В общем, выбора не было, и она решила пожертвовать всем, чем только нужно было пожертвовать, и родить этого ребёнка.

Хотя жертвовать почти ничем не пришлось. Да, вынашивать было трудно, в первые месяцы Кристину жутко тошнило, потом начал расти живот, разболелась спина… И роды были хоть и не сильно длинные, но всё же ожидаемо болезненные. И её страх только усилился. За восемь месяцев, что прошли от известия о беременности до родов, за всё это весьма долгое время она так и не смирилась. Не ощутила себя готовой. Особенно страшно было первое время после родов — страшно и в то же время как-то необычно. Кристина пыталась осознать, что сделала, что произошло, и это осознание вселяло в неё какую-то странную эйфорию. Раньше она и подумать не могла, что способна на такое… Создать и произвести на свет новую жизнь, отдельного человека — просто немыслимо. Казалось, что на такое разве что Бог может быть способен.

Но эйфория быстро сменилась страхом. Видимо, не напрасным. Не получалось у неё воспитывать Джеймса, раз он сейчас говорит такое.

Но ведь он ребёнок… Маленький мальчик, которого беспокоит нечто непонятное и пугающее, просто он отчего-то не хочет делиться этим. Видимо, не доверяет ей, или слишком сильно расстроен, или… Всё это было очень подозрительно, очень пугающе, и Кристина совершенно не знала, что с этим делать.

В дверь вдруг негромко постучали, вырвав её из размышлений, и через мгновение в комнате показалась Грета.

— Мледи, письмо ваше отправили, — сказала она, поклонившись.

Кристина бросила на неё усталый взгляд и благодарно кивнула, заметив, что служанка смотрит на госпожу и её сына с сочувствием. Да, уж кому, как не Грете, знать, какой Джеймс сложный ребёнок…

— Разбери его вещи, пожалуйста, — кивнула Кристина на завешенный различной детской одеждой стул. Джеймса пока ещё невозможно было приучить к порядку: когда он пытался раздеться сам, то всю одежду складывал куда попало. — Слушай, может, тебе сказку рассказать? Под них ты обычно быстро засыпаешь, — с улыбкой предложила Кристина, не зная, как ещё попытаться уложить сына. Он ведь так всю ночь может просидеть, а утром будет капризничать, плакать из-за того, что не выспался… И ведь не объяснишь ему, что его недосып целиком и полностью зависит от того, насколько рано он лёг. Она правда беспокоилась за его здоровье, но Джеймс этого явно не понимал.

— Нет! — отрезал он громко, таким гневным голосом, что Кристина невольно отшатнулась. — Мне надоели твои сказки, я их ненавижу, уйди отсюда!