Ветер над сопками

Розенблюм проводил занятие на восточном склоне Угловой. Этот восточный склон лежал со стороны, противоположной границе, и был скрыт от глаз неприятеля. Именно поэтому он был усыпан многочисленными постройками. Средь скальных выступов, величавых валунов, пологих ярусов, покрытых мхом и редким, мелким ивняком, находились хозяйственные времянки, склады, полевая кухня, палатки и навесы для размещения солдат. Военфельдшер развесил плакаты, принесенные в тубусе, прямо на камнях и прыгал от одного плаката к другому словно воробей. Бойцы, свободные от нарядов и несения дежурств на наблюдательных пунктах, коих набралось человек семьдесят, расселись прямо на каменистой почве, подстелив под себя шинели.

– Слушайте, ребята! – приобнял по-дружески за плечи своих новых знакомых Титов, когда занятие было закончено, и бойцы разошлись по своим местам. – Время уже позднее, оставайтесь у меня! К тому же слыхали про запрет из штаба армии на передвижения вдоль границы ночью, а тем более одиночные?

Алексей и Михаил переглянулись растерянно.

– Ну куда ты пойдешь сейчас по незнакомой дороге? Бойцов дать не могу, диверсанты кругом! Взводные все при деле! – сморщил ротный свой лоб, обращаясь к Розенблюму. – Дойдешь ты до этой четвертой роты ближе к утру только! А ты, Леха? Точно только утром на заставу вернешься! Оставайтесь, посидим, дружбу сведем!

Речкин коротко взглянул на свои наручные кировские часы на тонком кожаном ремешке, которые подарила ему мать по случаю окончания училища.

– Да в принципе только начало девятого… – пожал плечами Алексей, раздумывая над предложением, хотя отяжелевшие, словно налитые свинцом, ноги настойчиво твердили, что надо остаться.

– Да и мне идти надо… – замялся Розенблюм. – Впереди еще две заставы и одна рота… Если к вечеру завтра не вернусь, в штабе дивизии решат, что дезертировал…

– Миша, ну куда идти? И так весь день на ногах оба! – не унимался ротный. – Через пару верст с ног свалитесь! Ты-то хоть с санитаром своим, а Леха вообще один! Ты вот лучше позвони в свой штаб, там тебе и без меня оставаться прикажут!

Титов был прав. Понимали это и Речкин, и Розенблюм.

По прямой телефонной связи с НП батальона Алексей позвонил на заставу. Взявший трубку Круглов полностью поддержал решение своего помощника.

Розенблюм с, видимо, присущей ему в подобных случаях нерешительностью долго собирался с мыслями и все ж таки осилил звонок в штаб дивизии. Дали добро. Сроки выполнения задания перенесли на сутки.

Ненавязчивая, дружеская беседа не давала сна всем троим, когда они уже разместились в палатке офицеров роты. Небольшая, на отделение, палатка, несколько спальных мест, устланных колючими соломенными матрацами и армейскими одеялами. Сыскались спальные принадлежности и для гостей. В углу скучала неизменная «буржуйка», а подле нее тихо-тихо играл принесенный из НП роты патефон.

«У меня есть сердце, а у сердца тайна…» – убаюкивающе напевал Леонид Утесов.

В углу палатки тихо сопел один из взводных, обнимая свернутую под подушку шинель, как горячо любимую подругу. Остальные командиры взводов, как пояснил Титов, находились на позициях.

Плотный брезент палатки едва пропускал яркий солнечный свет нескончаемого полярного дня, создавая внутри приятную атмосферу дремотного полумрака.

Набившихся в палатку комаров пришлось вытравливать резко приторной «Гвоздикой» из личных запасов Титова. Вскоре присутствующие попривыкли к спирающему дыхание аромату, а остервенелость насекомых несколько спала.

За день солнце порядочно нагрело темно-зеленый брезент палатки, а прохладный вечерний ветерок разбавил духоту. Поэтому внутри было и не жарко, и не холодно, в самый раз.

– А ты, значит, до службы доктором был? – Полулежа, опершись на локти, с интересом разглядывал Титов непривычные глазу эмблемы в виде змеи, обвивающей чашу, на вороте Розенблюма.

– Врачом… – осторожно поправил собеседника военфельдшер. Он сидел на матраце в дальнем от входа углу, неподалеку от Титова, обняв обеими руками колени и то и дело расчесывая сухими длинными пальцами густую черную копну волос. – Точнее, я и врачом-то стать не успел. Диплом защитил, а тут война… На следующий день после выпуска и пришел в военкомат, двадцать второго числа…

– Ууу! Так ты доброволец?! – с уважением протянул Титов.

– Выходит, что так… У нас все пришли. Весь курс.

– То есть двадцать второго призвался и уже здесь? – вклинился в разговор Речкин, удивленно приподняв густые русые брови. – Лихо тебя оприходовали!

– Я в Петрозаводске учился и призывался там же, – почесывая искусанную комарами шею, пояснил Розенблюм. – А оттуда до Мурманска, можно сказать, рукой подать!

– А здесь, на Титовке, давно? – Речкин никак не мог улечься на колком матраце и, то и дело переминаясь на нем, пытался найти позу покомфортнее.

– Позавчера прибыл в медсанбат, а вчера уже на границу отправили.

– А в какой области врач-то? – атаковал Розенблюма очередным вопросом ротный.

– Терапевт, – чуть погодя, совсем тихо пролепетал Розенблюм.

Титов размашистым шлепком прихлопнул на своем лбу раздутого от крови комара.