Ветер над сопками

– Заткнитесь, пожалуйста, товарищи! – зло рыкнул из темного угла Макаров. Он уже битый час пытался заснуть, отвернувшись от всего происходящего лицом к стене, но все не мог найти себе места, ворочался, то накрывался с головой, то, наоборот, откидывал шинель в сторону. – Все шебуршитесь там да шебуршитесь! Вас послушать – так пулю в лоб себе пустить охота! И без вас тут мелодий хватает! Один воет, второй стонет…

– Хотел бы – давно заснул… – обиженно буркнул себе под нос Харуллин.

Немецкая речь… Отчетливая, разборчивая, ненавистная немецкая речь раздалась где-то совсем рядом. Затем подключился второй голос, потом третий…

– У бойниц повнимательнее! Фрицы рядом! – вполголоса, так чтобы его услышали пулеметчики, скомандовал Речкин, вставая с пола.

Из тамбура показалось встревоженное лицо Николаева.

– Товарищ лейтенант! – тихо позвал он Речкина и, когда тот торопливо приблизился, добавил уже на самое ухо: – Возле двери стоят! Затевают опять что-то!

Алексей вошел в тамбур. Здесь было совсем темно. Лишь зазор вокруг трубы вентиляции, выходящей наружу, да узкие щели между истерзанной гранатами дверью и металлической вставкой ярко светились белым уличным светом. Осторожно, касаясь здоровой рукой стены, стараясь не наступить на трупы, уложенные здесь, Алексей почти на ощупь приблизился на расстояние одного шага от входной двери. Немецкие голоса звучали совсем рядом. Егеря действительно стояли у самого входа. Галдели, смеялись, о чем-то спорили.

Николаев, застывший неподвижной фигурой рядом с лейтенантом, обильно покрылся потом и жадно пожирал своего командира полными испуга глазами, которые блестели белками в темноте.

– Эй, рус! Выходи! – раздался громкий голос у самой двери. Ярко выраженный немецкий акцент сильно коверкал слова. – Скорее выходи! Кофе пить будем!

– Лучше что пожрать подкинь! – выкрикнул в ответ Речкин. – Мы вас здесь еще долго морозить будем!

– И табачку! – раздалось из глубины ДОТа.

– Зачем сопротивляться? – продолжал голос с немецким акцентом. – Сопротивление бесполезно! Зря погибнете! Только что наши войска взяли Мурманск! Мы гарантировать жизнь!

Алексей снял с плеча трофейный «МП-40», осторожно вставил дуло в щель между дверью и коробкой и дал короткую очередь.

Не прошло и пары секунд, как извне раздалось несколько автоматных очередей. Дверная сталь заплакала под градом пуль, разнося звонкий гул по всему ДОТу. Речкин и Николаев машинально прижались к стене, спотыкаясь о тела убитых.

– Какой вам Мурманск, сукины дети?! Какой, к чертям, Мурманск? Вы нас сначала возьмите! Шиш вам, а не Мурманск! Здесь все сдохнете, собаки! – зло прокричал Речкин в ответ, вытирая рукавом гимнастерки пот со лба.

Ярость и обида забушевали свирепым зверем в его груди. Мурманск? Неужели захватили Мурманск? Алексей не мог поверить в это. Он скорее смирился бы с тем, что у него помутился рассудок, нежели с этой беспощадной вестью.

Перед глазами вновь всплыли образы жены и сына. Что с ними теперь, если Мурманск действительно взят? Успели ли эвакуироваться или же остались в оккупации? Что сделают с ними немцы, узнав, что глава их семьи командир Красной Армии?

Алексей не спеша прошел в общую комнату, закинув автомат на плечо. Он замер серой тенью, раздавленный и задумчивый.

– Что они несут? Какой Мурманск? Артиллерия верстах в пятнадцати работает! – бегло зарыскал глазами Алексей по помещению, пытаясь найти спасительное согласие в глазах других. – Да я бы скорее поверил, что Москву взяли! Меня там нет! Но я же здесь! Я же слышу!

– Да брешут они все! Специально нам эту чушь втирают, чтоб мы сломались! – махнул рукой Макаров, который, бросив попытки заснуть, сидел теперь на подстеленной шинели.

– Даем вам на раздумье час! – вновь послышался уже знакомый голос с акцентом извне. – А потом пожарим вас!

– Иди, иди, пекарь! Пока самого не поджарили! – крикнул Макаров в ответ и чуть погодя добавил: – Не накушались покуда свинца нашего? Так мы вас еще накормим!

Немцы еще о чем-то недолго потрепались и спешно удалились, стуча ботинками по камням.

Речкин прошел в левую пулеметную ячейку. Тут же, возле «максима», вел наблюдение Цецкаев. Красными от усталости глазами он в полудреме смотрел, не отрываясь, в бойницу. Цецкаев сложил руки крест-накрест на казенник пулемета, поправ их своей угловатой головой. Так и дежурил, не то стоя, не то лежа на казеннике.

Вслед за лейтенантом проследовал Макаров. Он достал из помятой пачки папиросу и предложил угоститься Речкину. Несмотря на то что у Макарова оставалось всего несколько папирос, закурили по целой. Очень уж хотелось.

– Надо решать нам что-то… – устало размышлял Макаров, держа перед собой папиросу в грязных, тронутых мелкой дрожью, пальцах.

Он присел на пулеметный стол. Напротив стоял, облокотившись спиной о стену, Речкин и, задумчиво потягивая горький табачный дым, глядел в узкий разрез бойницы.