Ветер полыни

Сейчас в Проказе не было ничего от грозной, наводящей ужас на тысячи людей Прoклятой. Передо мной лежала всего лишь мертвая, жалкая, несчастная старуха.

Я выдернул нож из ее горла, вытер о скатерть. Заглянул в соседнее со столовой помещение. Там, в большой бадье, поднималось тесто. Два кота, белый и черный, безмятежно лакали молоко из мисок.

Подойдя к буфету, я выдвинул ящик и сразу же обнаружил сумку Шена, а в ней четыре костяных наконечника. Эти сокровища я, не раздумывая, присоединил к ножу. Уже собираясь уходить, увидел на полу небольшую книжицу, лишь каким-то чудом не залитую кровью Прoклятой.

Мне стало любопытно, и я поднял книжонку, отметив про себя, что она достаточно старая. Открыл на загнутой странице и увидел мелкий, разборчивый почерк:

«Думаю, все, чтo мы считаем oснoвoй магии - Дар, «искры», плетения - не мoгут устoять перед ней. Кoнечнo, сами пo себе oни - oгрoмная сила, бескoнечный истoчник вoзмoжнoстей и сoзиданий, нo все равнo жалкo прoигрывают главнoй силе нашегo старoгo мира - любви. Вoзмoжнo, сo стoрoны этo звучит смешнo и наивнo, нo я прoжил дoстатoчнo дoлгo и oткрыл немалo тайн, для тoгo, чтoбы утверждать - нет ничегo сильнее любви. Этo самая великая магия. Oна, сама пo себе, сoдержит такую «искру» и такие вoзмoжнoсти, чтo oсвoившим этo чувствo без oстатка…»

Я посмотрел на обложку.

«Заметки на пoлях. Кавалар».

Хотел отбросить в сторону, но тут вспомнил, что это имя несколько раз упоминала Лаэн. Кавалар - так звали Скульптора. Возможно, моему солнцу будут интересны эти записи. Бросив на тело Проказы последний взгляд, я вышел в коридор.

- Лаэн!

Нет ответа.

Я прошел весь первый этаж насквозь, затем поднялся на второй и заглянул в каждую комнату. Не пропустил даже кладовок. Там, где обрушилась крыша, пришлось перебираться через завалы, но никого, кроме четырех мертвых слуг, найти не удалось.

Возможно, Ласку держали не в доме, а, также как и нас, в одном из сараев? Во дворе. Я бросился вниз по лестнице. Выскочил на улицу. Конюшни догорели, а вот примыкающие к ним поля с высокой травой - пылали. Солнце сожрали тучи. Похолодало, ветер пах дымом, одуряющей горечью полыни и первым осенним дождем.

- Лаэн!

Быстро темнело и следовало поторопиться - ночью, да еще в грозу, я вряд ли смогу отыскать хоть что-то.

- Лаэн!

Я, не переставая, звал ее…

Под ноги выскочил Юми. Он поманил меня за собой:

- Вот так, собака!

Вейя, быстро перебирая четырьмя лапами, привел меня за хлев. По правую руку горела занявшаяся от построек степь. Дым ел глаза.

- Вот так, собака! - вейя ткнул пальцем влево, заставив меня отвлечься от пожара.

Ярдах в тридцати от того места, где мы находились, застыл Шен. Он стоял по пояс в высокой полыни, повернувшись к нам спиной. Еще дальше, за ним, начинались невысокие холмы. Мне показалось, что на вершине одного из них кто-то стоит, но, когда я присмотрелся получше - никого не увидел.

- Вот так, собака! - повторил Юми и, подчиняясь какому-то наитию, я направился к Целителю.

С каждым шагом я шел все быстрее, затем побежал. Мальчишка заметил меня и направился навстречу. Когда мы поравнялись, я хотел спросить про Лаэн, но, бросив взгляд на его лицо, - осекся.

Мое сердце остановилось.

- Что? - спросил я и не узнал собственного голоса.

Он не посмел поднять глаза. Его губы дрожали. Казалось, еще немного и он заплачет.

- Ну?!

- Нэсс… Только успокойся… Тебе… - промямлил он.

- Да говори же, забери тебя Бездна!!! - во весь голос заорал я.

- Не стоит идти туда… Ни к чему тебе видеть…

Больше не слушая его, я ринулся вперед. Лаэн лежала на небольшом выгоревшем пятачке. Руки ее были сожжены до костей. Лицо - бескровное и неподвижное. Глаза закрыты. На краткое мгновение меня охватила отчаянная надежда, что она всего лишь потеряла сознание.

Я упал перед ней на колени, дотронулся до жилки на шее, и мертвенный холод ее кожи обжег меня сильнее, чем ненависть всего мира. Она не дышала. И сердце тоже не билось.

- Она мертва, Нэсс, - Шен озвучил то, что с таким упорством я гнал от себя - правду. - Мне… Можешь не верить… но мне и вправду… и вправду безумно жаль, что все так закончилось.

- Помоги мне! Сделай что-нибудь! Ты же Целитель!

Он вздрогнул, словно я обвинил его в преступлении, и съежился:

- Думаешь, я не пытался? Можно вылечить болезнь, но нельзя вернуть жизнь. Я не умею этого делать. Прости.