Снаружи выл ветер. Я все прислушивался, не зазвонит ли телефон, но он не звонил. Наверняка где-то оборвало провода.
— Сэй, а долго Мерлин сидел в клетке в облике тигра?
— Не знаю. Но наверняка очень долго.
— А что он
Катберт бы сразу придумал ответ, сочинил бы на месте, но я всегда был тугодумом.
— Если он какал в ту дырку, значит, он должен был что-то есть, — вполне резонно заметил Билл. — Если ничего не есть, то нечем и какать.
— Я не знаю, что он ел, Билл.
— Может быть, у него еще оставалась какая-то магия — даже когда он был тигром, — и он мог наколдовывать себе еду. Ну, просто… из ничего.
— Да, наверное, так и было.
— А Тим добрался до Башни? Об этом же тоже есть сказка, правда?
Прежде чем я успел ответить, к двери камеры подошел Стросер — толстый помощник шерифа в черной шляпе с лентой из кожи гремучей змеи. Увидев, что я обнимаю Билла, он ухмыльнулся. Я хотел двинуть ему по зубам, чтобы сбить эту гадкую ухмылку, но тут же забыл о своем намерении, как только услышал, что он сказал.
— Всадники едут. И, должно быть, повозки. Потому что их слышно даже сквозь рев этой треклятой бури. Но буря бурей, а народ все равно выползает на улицу посмотреть.
Я встал, отпер дверь и вышел из камеры.
— Можно, я тоже пойду? — спросил Билл.
— Ты пока побудь здесь, — сказал я и запер камеру на замок. — Я скоро вернусь.
— Мне здесь не нравится, сэй!
— Понимаю. Но потерпи еще немножко. Все скоро закончится.
Я очень надеялся, что так и будет.
Когда я вышел на улицу, ветер чуть не сбил меня с ног и швырнул мне в лицо соляную пыль, которая больно колола кожу. Несмотря на ненастье, на улице было полно народу. Люди стояли по обеим сторонам дороги и ждали. Мужчины натянули банданы на рты и носы; женщины закрывали лица косынками. Я заметил одну леди-сэй в чепце, надетом задом наперед. Выглядело это странно, но от пыли, наверное, спасало неплохо.
Из белесых облаков соляной пыли в дальнем конце улицы начали появляться всадники и повозки. В первом, крытом, фургоне сидели шериф Пиви и Канфилд с фермы Джефферсона: шляпы сдвинуты низко на лбы, лица закрыты шейными платками, так что видны только глаза. За ними ехали три длинные повозки, открытые ветру. Они были выкрашены в синий цвет, но их борта и платформы побелели от соли. На боку каждой повозки было написано желтой краской: «ДЕБАРИЙСКИЙ СОЛЯНОЙ КОМБИНАТ», — и в каждой сидело по шесть — восемь мужчин в рабочих комбинезонах и соломенных шляпах, которые называют не то размазнями, не то растяпами (я забыл, как именно). С обеих сторон от этого каравана ехали всадники. С одной стороны — Джейми Декарри, Келлин Фрай и его сын Викка. С другой — Снип и Арн, временные работники с фермы Джефферсона, и какой-то крупный мужчина с длинными, лихо подкрученными вверх усами песочного цвета и в желтом пыльнике в тон усам. Потом я узнал, что он служил констеблем в Малой Дебарии… по крайней мере когда не был занят другими делами за кружкой пива или карточным столом.
Вид у вновь прибывших был безрадостный и угрюмый, но мрачнее всех выглядели солянщики. Они прямо напрашивались на то, чтобы смотреть на них с подозрением и неприязнью, и мне пришлось напомнить себе, что только один из них — кровожадное чудовище (если тот, кто нам нужен, вообще был среди этих людей). Вполне вероятно, что большинство солянщиков поехало в город по доброй воле, когда им сказали, что тем самым они могут помочь изловить шкуроверта.
Я вышел на середину улицы и поднял руки над головой. Шериф Пиви остановил фургон прямо передо мной, но мне пока было не до него — я смотрел на угрюмо насупленных солянщиков, сидящих в повозках. Теперь я их сосчитал. Двадцать один человек. На двадцать подозреваемых больше, чем мне бы хотелось, но все же значительно меньше, чем я боялся.
Я закричал во весь голос, пытаясь перекричать ветер:
Услышать солянщиков было легче, потому что ветер дул в мою сторону.
— В задницу твой Гилеад, — сказал один.
— Сопливый щенок, — сказал другой.
— Можешь вылизать мой сортир именем Гилеада, — сказал третий.
— Скажи только слово, юный стрелок, и я их заткну, — обратился ко мне мужчина с лихо подкрученными вверх песочными усами. — Уж я-то могу их прижать, когда надо. Я, значит, констебль в той странной дыре, где живут эти засранцы, а значит, мне с ними и разбираться. Уилл Вегг. — Он небрежно поднес кулак ко лбу.
— Не надо никого прижимать, — сказал я и снова повысил голос: —
Их недовольное ворчание тут же сменилось радостным оживлением.
—
После этих слов большинство солянщиков рассмеялось.